Фараон - Болеслав Прус (1895)

Зрелище продолжалось с полчаса. После того как псиллы покинули двор, к хозяину подбежал негр, обслуживающий комнаты для приезжих, и стал что-то озабоченно шептать ему, а затем неизвестно откуда появился полицейский десятник и, отведя Асархаддона в отдаленную нишу, долго беседовал с ним, причем почтенный владелец гостиницы то и дело колотил себя в грудь, всплескивал руками и хватался за голову. Наконец, дав негру пинка в живот, он велел подать десятнику жареного гуся и кувшин кипрского, а сам отправился на переднюю галерею к гостю, который как будто дремал, хотя глаза у него были открыты.

– Печальные у меня для тебя новости, почтенный господин, – проговорил хозяин, садясь рядом с приезжим.

– Боги посылают людям дождь и печаль, когда им заблагорассудится, – равнодушно ответил гость.

– Пока мы смотрели на псиллов, – продолжал хозяин, теребя седоватую бороду, – воры забрались во второй этаж и украли твои вещи – три мешка и ящик, наверно большой ценности!..

– Ты должен сообщить о моей пропаже в суд.

– Зачем в суд? – шепнул хозяин. – У наших воров свой цех… Мы пошлем за старшиной, оценим вещи, заплатишь ему двадцать процентов стоимости – и все найдется. Я могу тебе помочь.

– В моей стране, – заявил приезжий, – никто не ведет переговоров с ворами, и я тоже не стану. Я живу у тебя, я тебе доверил свое имущество, и ты за него отвечаешь.

Почтенный Асархаддон почесал спину.

– Человек из далекой страны, – заговорил он, понизив голос, – вы, хетты, и мы, финикияне, – братья, и я по совести советую тебе не связываться с египетским судом, так как в нем есть только та дверь, в которую входят, но нет той, из которой выходят.

– Невинного боги проведут через стену, – ответил гость.

– Невинного!.. Кто из нас может считаться невинным в этой стране рабства? – прошептал хозяин. – Вон, погляди, – там доедает гуся полицейский десятник, чудесного гуся, которого я сам охотно бы съел. А ты знаешь, почему я отдал его, отняв у себя это лакомство? Потому что десятник пришел выспрашивать про тебя…

Сказав это, финикиянин искоса посмотрел на приезжего, который, однако, сидел все с тем же невозмутимым видом.

– Он спрашивает меня, – продолжал хозяин. – «Кто этот в черном, что два часа сидит над горсточкой фиников?» Я говорю: «Весьма почтенный человек, господин Пхут». – «Откуда он?» – «Из страны хеттов, из города Харрана;[32] у него там приличный дом в три этажа и большой участок земли». – «Зачем он сюда приехал?» – «Приехал, говорю, чтобы получить с одного жреца пять талантов, которые дал взаймы еще его отец». Так знаешь, почтенный господин, что мне ответил на это десятник?… Вот что: «Асархаддон, мне известно, что ты верный слуга фараона, что у тебя хороший стол и вино, поэтому предупреждаю тебя – будь осторожен!.. Берегись иностранцев, которые ни с кем не знакомятся, избегают вина и всяких утех и молчат. Этот Пхут из Харрана, возможно, ассирийский шпион». Сердце у меня замерло, когда я это услышал, – продолжал хозяин. – А тебе, видно, все равно?… – рассердился он, видя, что даже страшное подозрение в шпионстве не возмутило спокойствия хетта.

– Асархаддон, – сказал, немного помолчав, гость, – я доверил тебе себя и свое имущество, подумай же о том, чтобы вернуть мне мешки и сундук, иначе я пожалуюсь тому же десятнику, который съел гуся, предназначенного для тебя.

– Ну… тогда разреши мне уплатить ворам хоть пятнадцать процентов стоимости твоих вещей, – сказал хозяин.

– Я запрещаю тебе платить что-либо.

– Дай им хоть тридцать драхм!

– Ни одного дебена!

– Дай беднягам хоть десять драхм.

– Ступай с миром, Асархаддон, и проси богов, чтобы они вернули тебе разум, – ответил приезжий все с тем же спокойствием.

Хозяин, задыхаясь от возмущения, вскочил с подушек.