Тайные знаки - Сашнева Александра (2003)

— А повонючее вы не могли найти? — начала Стрельцова неловко.

— Да я б их, гля, вообще газом, если бы можно было, гля! — поджал тонкие губы гитарист и поискал глазами куда плюнуть. Гля! Даже плюнуть некуда! Ежкин потрох!

— Блин! А вам если не-заплевать-не-заблевать, то жить тошно!

— И ты за них что ли? Стрельцова! — простонал гитарист.

Басюк исподлобья шикнул глазами:

— Ты чо, против нормальных мужиков?

— Если нормальные, могли бы получше сигареты взять…

— Откуда? Из жопы что ли?

— Ну. Если другим местом никак… — Катька развела руками и почла за благо удалиться.

— Да пошла ты!.. — созмеил за спиной гитарист.

В гостиной Юлика висела напряга. Казалось, каждый предмет мог взорваться от неосторожного взгляда. Танцоры и Митяй молчали, поджав губки. Напротив них, у другой стены сидел верхом на полосатом тигре барабанщик. Ну «хэ» с ними! Катька нашла себе пуфик и улеглась на него в равном удалении от…

Митяй нервно играл брелком.

Молчание становилось все более тягостным, но к счастью раздался звонок, и танцор вскочил к дверям. Это был Репеич. Танцор вернулся назад с обещающей ухмылкой, а Репеич протопал на кухню. Там он нечто пробубнил, и лабухи притопали в зал, красные и злые. Юлик, весь всклокоченный и напомаженный, выскочил из спальни, окинул пришедших зазубренным взглядом и ткнул Костлявым указательным пальцем в Митяя:

— Так! Ты первый!

Они исчезли на полчаса в кабинете, а когда Митяй вышел обратно (с пестрыми перьями, раскрашенным таблищем и с косицей над ухом, басист медленно поднялся, влажно кашлянул и, послав всех матом, направился к дверям. По лицу Митяя и по лицу Юлика пробежала волна оттепели.

— Гочподи! Черт бы побрал! — скрипанул зубами Репеич и побежал за охамевшим музыкантом.

Гитарист наклонил голову и завесил постылое лицо волосней.

На лестнице стоял долгий базар, после которого Репеич вернулся, держась за левый глаз, и сразу же устремился в ванну. Отмокнув под ледяной струей, директор вернулся в притихшую комнату, мрачно окинул взглядом оставшийся «Роботы» и вздохнул:

— Кому на басу играть! Гочподи-гочподи…

— Да кому это надо играть-то? — вздохнул Митяй. — Кому это вообще надо? Фанеру поставите и харэ! На кой вам этот басист хренов? Басисты все — отбросы…

— Умные все! Подонки! — Репеич потер щеку, потянулся к телефону, но тут же отдернул руку. — Ну и что теперь? Что мне делать, если французы херовы не хотят фанеру. Подавай им живой состав!

— Это они только говорят так… — мягко начал Митяй.

— Прекрати! — рявкнул Репеич. — Где ваш Бамбук херов? Сейчас фотограф приедет!

— Бамбук и так хорош… — отмахнулся Юлик. — И потом, пока я с этими справлюсь. Девочка вот еще…

Как сказал! Как, сука, сказал! Нежно, будто поносом окатил! Да, не повезло, конечно девке, но все-таки не натурал, и то спасибо. А вообще девки на хрен не нужны? Рожать только что? Да мы-то сдохнем, а там… Впрочем, пусть рожают. Только где-нибудь не здесь, не на глазах. Месячные эти, жопы широкие, опухоль на груди… Господи! Зачем ты создал это угребище, когда есть такое прекрасное создание, как мужчина? Нельзя ли было сделать, если уж без матки никак не обойтись, нельзя ли было сделать просто матки. Матки на присосках. Матки в физиологическом расстворе. Ну какие-нибудь отдельные от людей матки. Матка в человеке — это так гадко и неэстетично…

Стрельцова рассверипела, но ответить тем же не могла.

— У меня есть приятель, — сказал клавишник. — Только он играет он плохо. Но зато не курит «Яву» и в любой цвет покрасится… И очень приятный мальчик… Очень выразительное лицо.

— Давай! Гочподи! Сейчас звони ему! — Репеич протянул трубку. — Объе…дем, гочподи, этих эстэтов херовых! «Арабески», «Мудески», Мадонна, говорят все в живую выступает. Платили бы столько, сколько Мадонне! Поставишь, гочподи, на клаву сидюк, и будешь по клику запускать после барабана.