Тайные знаки - Сашнева Александра (2003)

Один раз Кошкина встретила в подъезде страшного мужика с черной беззубой улыбкой на землистом лице, в ватнике на голое тело и цепкими пальцами, из которых с трудом вырвалась. С тех пор Лиза перестала заходить в подъезд. Удлиннив дорогу на пятнадцать минут, Кошкина нашла новое пристанище — читальный зал библиотеки…

…в общем, все было неплохо. После всех покупок и после того, как Жак рассчитался за проживание русской в маленькой пустой комнатке в апартаменте Аурелии Пулетт и ее супруга, у Коши осталась как раз та бумажка, которую подарил толстый Валерий. Сигареты стоят десять франков. И кофе около того. Не богато, но ничего! Скоро у нее будет куча денег. Целых три тысячи зеленью! Тогда-то она разберется, что к чему.

Марго сняла куртку и повесила ее в шкаф на плечики. Куртка грустно покачнулась, словно поникший пиратский флаг. Жак сострил что-то насчет того, что порядочные девушки возят с собой два чемодана с вечерними платьями. Марго, стесняясь, опустила глаза и поправила свитер.

…я сделаю этот город,

я сделаю этот город своим…

К черту эту вечную войну в родной Раше. Европа — это хорошо. В Раше люди рождаются, чтобы сдохнуть после краткой борьбы за выживание, а в Европе — чтобы жить. Чтобы достойно жить в приличной квартире, ходить на достойную работу и быть похороненным в достойном гробу. И это правильно. Долой войну! Лучше сдохнуть в доме престарелых с полным ртом фарфоровых зубов, чем всю жизнь унижаться перед уродами и ежиться на морозе.

Жак ушел и, чтобы спастись от разговоров с хозяйкой (впрочем, та была ненавязчива), Марго сразу оборудовала рабочее место. Постелила газеты, чтобы краска не падала на пол. Долго рассматривала красивые яркие тюбики, выдавливая по капельке на палитру. Такой тонкий помол — писать и писать лессировками, сохраняя свет белого грунта. Мастихином валить такие деликатные краски — жалко.

Наверное, сначала стоило бы прогуляться по округе и осмотреться (не каждый день в Париже!), но честно сказать, Валерий немного напугал предупреждением о характере француженки, и Марго хотелось сразу создать себе репутацию трудяги. К тому же она немного побаивалась Аурелии, не зная как себя вести и о чем говорить с ней.

И наконец, просто хотелось заняться делом. Заняться делом означало не чувствовать угрызений совести за бессмысленную жизнь. Махание кисточкой будто бы оправдывало ее, Кошкиной, существование, в смысле которого она постоянно сомневалась. Не это ли есть плод первородного греха? Ибо тому, кто не согрешил рождаясь, в чем сомневаться?

Где-то в квартире били часы. Они отбивали каждый час, а потом раздавалась тихонькая металлическая музыка. Когда часы пробили пять, и за окном начало заметно меркнуть, к Марго заглянула хозяйка.

— Если хочешь, — предложила она с улыбкой, — можешь посидеть в гостиной за аперитивом. Скоро придет Лео, и мы будем ужинать…

— Спасибо, — поблагодарила Марго француженку, улыбнулась (здесь все улыбались) и, вытерев руки, последовала за Аурелией.

Дверь из комнаты Марго выходила в коридорчик напротив другой двери — в спальню хозяев. Далее было еще три двери: в бедрум (между кухней и комнатой Марго), в кухню и в гостиную (напротив кухни). Марго вошла в гостиную и увидела еще две двери — слева дверь была заставлена черным кожаным диваном и вела в спальню супругов Пулетт. В другую дверь, справа, был виден кусок кабинета Лео — большой письменный стол, комп, огромный шкаф с книгами.

В обоих креслах (тоже черной кожи) лежали собаки. Они лениво подергали хвостами и снова погрузились в дрему. Марго обошла маленький столик с выпивкой и уселась на диван. На столике была и водка, и коньяк, и портвейн, и текила, и порто.

После запойного Питера хотелось вести жизнь тихую, ясную и трезвую, но быть в Париже и не пить красного вина — глупо. Марго налила полстакана и долго крутила его в руке, вдыхая сложный многотоновой запах.