Тайные знаки - Сашнева Александра (2003)

Было странно говорить по-французски. Будто понарошку. Будто Жак только прикидывается французом, а на самом деле по-русски ему все равно проще и понятнее. «Понарошку…» — Марго мысленно повторила слово, одновременно напоминавшее и Петрушку в вертепе, и матрешку, и Чебурашку, и глагол «рушить», и таило в себе что-то зловещее. Люди многое делают понарошку. Рыжин понарошку продырявил голову Чернухе, Валентин понарошку завалил Кошу на диван; понарошку убили Чижика; понарошку разбилась Муся, и в могилке на засыпанном снегом кладбище Муся лежит понарошку. Задернуть занавес и сказать, что спектакль закончился, а теперь они все друзья, и пойдут пить чай с тортиком.

— Я был в России. — Жак улыбнулся и добавил на ломанном русском. — Колодно.

— А что это за деревья такие странные? — спросила Марго, поднимаясь за галерейщиком по лестнице. — Почему на них зеленые клубки?

— Это омелы. Паразиты. Они растут на деревьях. Хотя друиды считали их священными растениями, символом бессмертия. Но, возможно, паразиты только и бывают священными и бессмертными.

Жак кокетливо ухмыльнулся.

— Наверно, — задумчиво согласилась Марго и почему-то вспомнила далекий сибирский городок, по крыши заваленный снегом холодный и унылый…

…для двух последних вагонов перрона не доставало. Отец первым спрыгнул на пахнущую битумом и вагонами насыпь, выгрузил чемоданы, принял свертки с близнецами, за ним спрыгнула мать. Поезд тронулся, Лизонька Кошкина заорала в ужасе, представив, как уезжает одна в неизвестную даль. Она проехала одна всего несколько метров и в испуге кинулась на промасленные камни насыпи, не дождавшись бегущего за ней отца. На земле Лиза в глубочайшем шоке замерла — весь ужас человеческого одиночества навалился на нее черным осенним небом. В ту ночь Марго стала одна. Ее отругали за испачканную куртку, но она не обратила особого внимания. Точно поезд сдвинул между ней и семьей волну пространства. Она осознала это самостоятельным детским умом, а также смирилась с тем, что никто не сможет отныне облегчить для нее тяжесть этой тайны.

Все время, прожитое в этом неприветливом городе получились похожим на ту осеннюю ночь. Пронизывающий ветер, холодный колючий снег, рассекающий в кровь щеку и онемевшие губы — было первым, что вспоминалось, поскольку чаще всего там была зима. Длинная холодная зима. И бесконечная дорога в школу, из школы. Лизка сильно завидовала старшей сестре Верке, которая осталась жить с бабушкой. У Верки был другой отец, не тот, что у Коши и близнецов. Верку жалели, но Лизавета хотела бы с ней поменяться местами и даже написала пару слезливых писем бабушке и самой Верке, но ответ пришел только от бабушки. Верке было некогда. У нее уже были почти взрослые заботы — ей было уже четырнадцать. Бабушка прислала варенье к Новому году и ящик с игрушками. До этого Кошкиной удавалось видеть новогодние игрушки только на общественных елках. Пораженная загадочным блеском разноцветных шаров, странных фигурок и заморских фруктов, Кошкина тайком лазила под кровать, где стоял ящик, и, приподняв крышку, подолгу любовалась.

В тот же год у них в доме впервые появилась маленькая новогодняя елочка. И, хотя елок на улице было завались, к этой пахнущей красавице Кошкина испытала почти непереносимую страсть. Лиза изо всех сил старалась получше нарядить деревце, а когда отец накинул на елку самодельную гирлянду из десяти лампочек от подвального фонаря (которую Кошкина красила полдня гуашевыми красками в четыре цвета: красный-желтый-синий-зеленый), она пришла в состояние близкое к трансу. В этот день Коша поняла, ради чего стоит жить и терпеть муки. Ради того, чтобы сидеть под елкой, смотреть на загадочные тени на стене и нюхать свежий запах смолы.

В тот же год Кошкина Лиза пошла в школу.