Тайные знаки - Сашнева Александра (2003)

— Пошел ты! — ругнулась Катька и спросила намекая на содержимое мешка Плесеня. — А где тут пива можно взять?

— Какое пиво? — поморщился Оборотень. — Пиво, Катька, это ликер для девочек! Мы тебе такую байду, гля, сейчас устроим! Никогда, гля, не забудешь!

— Ты тормозишь! — неожиданно повысил голос Плесень и, закинув гремящий банками мешок на плечо, дернул гитариста за рукав. — Иди, блин, за «глазками».

— Но-но! Гля! Язык втяни! — пригрозил Оборотень.

— Да ладно… — Плесень лениво отшатнулся.

Гитарист побежал вверх, стуча армейскими гадами. Катька и Плесень поплелись за ним медленнее и устроились чуть поодаль у белых каменных перил.

В полумраке, отвоеванном у темноты фонарями и мертвенным лунным светом, кишели по-шакальи согбенные, тощие фигуры ночных личностей. Стайки и одиночки, они напоминали скорее призраков, нежели людей. Иногда раздавался хохот, иногда звон разбитой бутылки, вскрики, разговоры. По каким-то одному ему известным признакам лабух остановился около темного капюшона и что-то пытался объяснить на смеси языка глухих и ломаном французском.

— Смотри-ка, — усмехнулась Катька. — По фрэнчу лопочет! Вот тебе и Оборотень!

— Да… Тут много слов не надо знать. Очарованные легко понимают друг друга. К тому же Оборот не такой мудло, как ты думаешь.

— А что это очарованные?! — Катька не обратила внимания на комплиментарное описание Оботротня. — Откуда такое романтическое слово?

— Никакой романтики, — мрачно сказал Плесень. — Очарованные — это те, кто подвергнут действию чар Бафомета.

— Фу-у… Пошлятина! И вы про это в своих сраных песнях поете?

— Чего понимала бы! — скривил таблище Плесень.

Оборотень о чем-то договорился с капюшоном, повернулся и махнул рукой.

— Стойте здесь, я сейчас принесу! — скомандовал он побежал.

— Сейчас! — хмыкнула Стрельцова. — Щ-щас все брошу… И вообще, мне пора. Я хотела только бутылочку пива взять. Ну, если не хотите меня угостить, то хоть сказали бы, где взять-то?

— Не скажу.

— Тогда я пошла, — обиделась Стрельцова.

Плесень посмотрел на Катьку долгим жалобным взглядом и, еле разжав тонкие губы, улыбнулся:

— Да ладно ты. Куда ты пойдешь сейчас?

Катька оглянулась, и ей не очень захотелось одной искать тут пиво.

Лабухи все-таки свои, хоть и придурки. Стрельцова пнула ногой пустую банку из-под газировки, и та с грохотом покатилась вниз. Внизу банку радостно начали пинать несколько людей в бесформенной одежде.

— Ну а почему ты не хочешь дать мне банку пива, например? — Катька капризно вытянула губы трубочкой. — Я завтра верну. Или даже сегодня. Где-нибудь куплю и верну! Но сейчас-то я могу банку пива выпить?

— Нет, — глухо сказал Плесень и наклонил голову. — Иначе ничего не получится.

— А что? — повысила голос Катька. — Что должно получиться?

— Потом узнаешь!

— Послушай, если я сейчас уйду, то не только я ничего не узнаю, но и никакого потом не будет!

— «Тот, кто умастит голову мазью Кефнеса, будет созерцать во сне истинные видения о грядущем…» — нараспев сказал барабанщик.

— Чего-чего? — Катька истерически хохотнула.

— Да так! — Плесень задрал голову вверх. — Посмотри, какая Луна!

— Ну Луна… — сказала Катька разглядывая крупную лимонную дольку, плывущую над крышами.

Барабанщик достал баночку, какую-то старую стеклянную баночку, в которой в начале XX века продавали вероятно кокаин, и гордо показал спутнице.