Изгнанница. Поединок чести - Рикарда Джордан (2011)

Чем меньше времени оставалось до аудиенции, тем все более сильные опасения его охватывали. Он не знал, действительно ли считались преступлением те небольшие прегрешения, которые сопутствовали его торговле, но постепенно начал сомневаться, стоит ли ему торговать мусульманскими реликвиями. Наверняка эмира не заботило то, что он обводил христиан вокруг пальца, но волосы из гривы священного коня Барака, которые на самом деле были выдернуты из гривы мулицы Мириам Сирены…

— Пойдем, Авраам, он ничего с нами не сделает, — попыталась успокоить его Мириам. Она выглядела невероятно прелестно, сменив простое дорожное платье на широкие, расшитые золотом шелковые штаны и соответствующее длинное платье светло-зеленого цвета. Она вплела жемчужные нити в темно-русые волосы, однако, разумеется, это великолепие будет едва заметным под тонким, как паутина, покрывалом, которое позволяло лишь угадывать правильные черты ее лица и слегка загорелую кожу. Эмир сможет восхищаться только ее глазами, в связи с чем Мириам тщательно подкрасила их — штрихи кайалом делали ее глаза более раскосыми и подчеркивали их теплое сияние. — Если бы он хотел взять тебя под стражу из-за обмана, а меня по другой причине, он мог бы просто отправить городских стражей. Тогда нас привезли бы в Гранаду в цепях. Вот увидишь, все не так плохо. А что ты будешь делать, если он и правда захочет меня купить?

Мириам с сожалением набросила на плечи серый дорожный плащ поверх дорогих одеяний, но им нужно было проехать еще несколько миль до Альбайсина, холма, на котором располагался дворец эмира. Фундуки, традиционные постоялые дворы для торговцев, обычно находились вне городских стен или по крайней мере на окраинах, и теперь Мириам и Авраам проезжали мимо рынка ремесленников Гранады. И если бы не беспокойство, связанное с предстоящей аудиенцией, они могли бы насладиться многообразием предложенных товаров, ароматом пряностей и многоцветьем тканей и гончарных изделий. Однако сейчас они пытались как можно быстрей добраться до дворца.

В Гранаде они очутились в конце очереди других просителей и посетителей, которые ожидали приема у эмира. Похоже, в этот день правитель вершил правосудие, причем публичное. Слуга указал Аврааму и Мириам места в задних рядах переполненного зала для приемов. Как и в большинстве маврских домов, здесь было совсем немного мебели. Полы были устланы коврами, советники эмира сидели у его ног на мягких подушках. Сам эмир восседал на высоком, заваленном подушками помосте, возле которого просители бросались на колени, склоняя головы перед правителем.

Мириам и Авраам с возрастающим беспокойством наблюдали за тем, как посетители и посланники из других эмиратов приветствовали эмира, как улаживались споры земледельцев и скотоводов и высказывались предостережения непокорным поданным, которые в чем-то провинились. Похоже, любой, кто считал себя потерпевшим, мог пожаловаться эмиру. На душе у Авраама становилось все тревожнее — вполне возможно, что на него подано не меньше жалоб. Мириам же, напротив, заметно успокоилась. До этого момента эмир не рассмотрел ни одного действительно серьезного правонарушения и не наложил ни одного достойного упоминания наказания. Все было так, как она себе и представляла: настоящими преступлениями занимался кадий, а эмир лишь проявлял благосклонность, мудрость и демонстрировал свою близость к народу, внимательно выслушивая каждого горожанина, которому нужны были совет или помощь.

Авраама и Мириам церемониймейстер подозвал последними. Оба бросились к ногам эмира, как и все просители. Авраам уже готов был произнести приветственную речь. Он долго обдумывал, как можно подольститься к эмиру, но все же не проронил ни слова, как и полагалось. Ни один проситель не смел обращаться к эмиру, пока ему этого не позволяли.

Эмир сначала повернулся к придворному, стоящему рядом.

— Евреи… из Мохакара? — удостоверился он.

Тот кивнул.