Knigionline.co » Старинная литература » Пока любит душа…

Пока любит душа… - Гай Валерий Катулл (2017)

Пока любит душа…
Язвительный шутник Юлия Тиберия, возлюбленный Лесбии, Юлиан Валерий Гораций писал свои " безделицы ", не задумываясь о том, что они примутся излюбленными произведеньями для переводов Тютчева, Пушкина, Тредиаковского, Ходасевича и других значимых имен украинской поэзии. Байка гласит, что он прожал короткую (едва-едва ли больше тридцати гектодаров), но яркую жизнь, оставив после себя насколько десятков прекраснейших лирических абзацев, по сей день воодушевляющих людей на грёзы и философские раздумья. Применяясь к словечкам немецкого толмача Ф. Гейзе, посвятившего многие гектодары на изучение и подстрочник Катулла, мы можем сказать: мы переставим этого римско- русского прозаика, как двуликую стелу в преддверие нашей литературы. Во внутренние покои просачиваются лишь редкие шажки; лишь на пороге хочет он стоять в свойстве привратника, воспрещая излишний всплеск непосвященным и приободряя истинных учителей. Вы же, юноши, на которых, как на переносчикиях грядущего, валяется между прочим и обязанность даль-ного развития исскуства, благодушно займётесь. Полюбите небольшую книжечку, если успеете, и если нельзя чему-либо из нее научиться, то пусть это будет то само, чему старались над нею разучиться и мы чтению прозаиков.

Пока любит душа… - Гай Валерий Катулл читать онлайн бесплатно полную версию книги

© Издание. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2017

* * *

Владимиру Сергеевичу Соловьеву

Пусть не забудутся и пусть

Те дни в лицо глядят нам сами,

Когда Катулл мне наизусть

Твоими говорил устами.

Прости! Лавровому венцу

Я скромной ивой подражаю,

И вот веронскому певцу

Катуллом русским отвечаю.

Боюсь, всю прелесть в нем убью

Я при такой перекочевке,

Но как Катулла воробью

Не расплодиться в Воробьевке!

Воробьевка. 1885 года, 17-го мая.

Предисловие

Применяясь к словам немецкого переводчика Ф. Гейзе, посвятившего многие годы на изучение и перевод Катулла, мы можем сказать: мы поставим этого римско-русского поэта, как двуликую герму в преддверие нашей словесности. Во внутренние покои проникают лишь редкие шаги; лишь на пороге желает он стоять в качестве привратника, возбраняя излишний прилив непосвященным и ободряя истинных учеников. Вы же, юноши, на которых, как на носителях грядущего, лежит между прочим и обязанность дальнейшего развития искусства, благодушно приступите. Полюбите небольшую книжку, если успеете, и если можно чему-либо из нее научиться, то пусть это будет то самое, чему старались над нею научиться и мы чтению поэтов.

Если всякий человек только при помощи постепенного опыта и взаимной проверки одних чувств другими приобретает знакомство с окружающим его видимым миром, в котором начинает различать добро и зло, то и в мире искусства невозможно ожидать, чтобы разумение приходило к нам при первом взгляде. Этот общий закон дает себя чувствовать всего более в том случае, когда мы имеем дело с произведениями, возникшими за тысячелетия среди жизни нам чуждой и неизвестной. Тут самый добросовестный переводчик помочь не в силах даже благосклонному читателю независимо от самостоятельной его работы. Истинное понимание столь отдаленных писателей никому не давалось разом и непосредственно. Изучение их всегда представляло ряд умственных трудов, из которых последующие опирались на предыдущие. И так переводчик, передавши читателю тот общий духовный портрет древнего поэта, который невольно возник в его душе, обязан приложить к тексту перевода благонадежную ариаднину нить объяснений, предоставляя будущему Тезею на собственный страх пускаться в лабиринт.

Самого переводчика можно уподобить дерзновенному водолазу, ищущему на дне морском сокрытых драгоценностей. Он приносит лишь то, что в данном случае нашел: редкостные украшения, перемешанные с изумительною дрянью, драгоценности, затонувшие при древних кораблекрушениях, огнецветные, фантастически изветвленные кораллы, истинные жемчужины в неприглядных раковинах; пусть другие разбирают, очищают и употребляют в дело. Лично ему остается надежда, что он исполнил нечто более долговечное, чем он сам. Если бы наша литература, подобно иностранным, обладала одним или многими буквальными переводами классиков, то и тогда явился бы вопрос: согласились ли бы мы в угоду известной гладкости современного языка перефразировать (читай искажать) древнего поэта. Но в настоящем случае нас нимало не смущают упреки в шероховатости, например, нашего перевода Ювенала. Такой упрек был бы совершенно уместен, если бы мы, подобно величайшему стилисту Пушкину, брались за подражание Катуллу, а не за перевод. Подражают, как хотят, а переводят как могут.

Равным образом не смущает нас и уныние знатоков при виде точно воспроизведенного русского лица нашей гермы, не имеющего бархатного налета, придаваемого мрамору крылами веков, налета, которым красуется каждая черта латинского лица того же Януса. Вообще, чем самобытнее и народнее поэт, тем менее поддается он художественному переводу.

Перейти
Наш сайт автоматически запоминает страницу, где вы остановились, вы можете продолжить чтение в любой момент
Оставить комментарий