Дитя волн - Жюль Сюпервьель (1930)

"Он прав, - подумал вол. - Следует научиться молчать, когда надо, даже если испытываешь такое большое счастье, что не знаешь, куда его поместить".

Осел тоже молился:

"Мудрые ослы, вьючные ослы, мы идем вперед, и жизнь станет прекрасной на тучных пастбищах, где ослят будут ждать одни только радости. Благодаря тебе, маленький человечек, камни останутся на своих местах по обочинам дорог, и никто больше не увидит, как они падают на наши спины. И еще. Почему на нашем пути то и дело встречаются холмы и даже горы? Разве равнина не устроила бы всех на этом свете? И почему вол, который куда сильнее меня, никогда никого не носит на своей спине? И почему у меня такие длинные уши, и хвост не метелкой, и копыта такие маленькие, и грудь такая узкая, и голос как завывание ветра в ненастье? Впрочем, может быть, это еще не окончательное решение?"

В дальнейшем по ночам звезды сменяли друг друга, охраняя младенца. А иногда на стражу приходили целые созвездия. Чтобы сохранить небесные тайны, туда, где должны были находиться отсутствующие звезды, всегда приплывало какое-нибудь облако. И диво дивное - ее величество Небесная Бесконечность словно сокращалась, созвездия становились маленькими, дабы уместиться прямо над яслями и, вобрав в себя излишние тепло и свет, умерив беспредельность, оставить только необходимое - чтобы обогревать и освещать хлев, но не пугать младенца. Первые ночи Христианства... Дева, Иосиф, Младенец, Вол и Осел были тогда совершенно необыкновенными существами. Их внутреннее сходство, которое при свете дня немного рассеивалось, а в присутствии многочисленных посетителей исчезало вовсе, после захода солнца чудодейственным образом проявлялось с новой силой и служило надежной защитой семейства.

Через вола и осла многие животные передавали просьбы познакомиться с младенцем Иисусом. И в один прекрасный день вол, с согласия Иосифа, велел одной лошади славившейся гибким станом и резвостью, оповестить всех желающих, что, начиная с завтрашнего утра, они могут приходить.

Осел и вол спрашивали себя, следует ли впускать хищников, а также одногорбых и двугорбых верблюдов, слонов и вообще всех подозрительных животных, обладающих горбами, хоботами и прочими излишками мяса и костей.

Тот же вопрос возникал по поводу всяких ужасных насекомых и еще скорпионов, тарантулов, больших подземных пауков, гадов - словом, всех, чьи железы денно и нощно, даже на заре, когда кругом такая чистота, вырабатывают яд.

Дева не колебалась.

- Вы можете позволить войти всем, - сказала она. - Мой ребенок в такой же безопасности в яслях, как в высоте небесной.

- Но впускать только по одному! - добавил Иосиф приказным тоном. - Я не хочу, чтобы два зверя сталкивались в дверях, так мы свое жилище потом вовсе не узнаем.

Сначала пошли ядовитые животные - каждый входил с таким чувством, словно исправлена некая несправедливость. Надо было видеть, с каким тактом держались змеи, - стараясь не смотреть на Деву, они огибали ее на большом расстоянии, насколько позволяло помещение. И удалялись с таким же достоинством и спокойствием, будто были голубями или сторожевыми псами.

Среди пришедших были такие крохотные создания, что и не понять, здесь они уже или только ждут своей очереди снаружи. Целый час был отведен атомам, чтобы дать им возможность представиться и покружиться над яслями. Наконец их срок истек, и хотя Иосиф ощущал по легкому покалыванию кожи, что прошли еще не все гости, он приказал животным продолжить шествие.

Собакам не удалось скрыть своего удивления, почему им не позволили жить в хлеву, как волу и ослу. Хозяева вместо ответа ласково погладили их, и собаки удалились, исполненные признательности.

И все-таки, когда в воздухе потянуло запахом приближающегося льва, вол и осел забеспокоились. Запах становился все ощутимее и привлек общее внимание, потому что заглушил ладан и мирру и другие ароматы, которые оставили в хлеву щедрые царственные маги.