Деревья умирают стоя - Алехандро Касона (1949)

Бабушка . Нет. Я не знала до вчерашнего вечера. Когда я тебя увидела, у меня открылись глаза. Потом уже нетрудно было заставить дедушку все рассказать. Это было так страшно!.. Я не могла поверить. Только одно оставалось: «При мне он не решится…» И я ждала до конца. Доброго слова, раскаяния, колебания… Чего-нибудь, чтоб тебя простить. И не дождалась. Ты полез в самую рану своими грязными пальцами… туда, где болело больше всего.

Другой . Я иначе не мог, бабушка. Мне надо спасать шкуру!

Бабушка . Я знаю сумму. Ты сам сказал ей: «Двести тысяч стоит жизнь вашей драгоценной бабушки». Нет, Маурисьо. Она столько не стоит. Я бы отдала ее тебе за одну слезу. Теперь поздно плакать. Чего ты ждешь? Ни гроша я не дам, чтоб спасти эту шкуру, в которой нет ничего моего!

Другой . Ты дашь мне подохнуть на улице, как собаке?

Бабушка . Разве это не твой закон? Имей хотя бы мужество следовать ему.

Другой (хрипло) . Подумай, не только меня могут убить! Может быть, придется убивать мне!

Бабушка . Ради твоей души. Маурисьо, не говори больше! Если в тебе есть еще что-нибудь человеческое, если ты хочешь еще сделать что-нибудь для меня, уходи отсюда, сейчас же!

Другой . Тебя так раздражает мое присутствие?

Бабушка . Ни минуты! Разве ты не видишь: у меня кончаются силы, мне трудно стоять… и я не хочу упасть перед тобой. Вон!

Другой . Ты сама будешь виновата.

Бабушка . Вон!

Другой выходит, злобно сжав кулаки. Бабушка без сил падает в кресло, захлебывается слезами.

Трус… трус!..

Пауза. Входит сеньор Бальбоа , подбегает к ней.

Бальбоа . Эухения, дорогая, бедная… Я ведь говорил, что ты не сможешь.

Бабушка . Ты видишь, я смогла. Сильная боль прошла уже. Хуже всего — след, горе приходит потом, молча и захватывает так медленно, медленно… Но к нему я привыкла. Мы старые друзья. (Выпрямляется.) Дети ничего не слышали?

Бальбоа . Ты не хочешь им говорить?

Бабушка . Ни за что. Я обязана им лучшими днями жизни. А теперь я могу сделать что-то для них. (Встает, зовет громко.) Маурисьо! Изабелла!

Бальбоа . Откуда ты возьмешь силы?

Бабушка . Это последний день, Фернандо. Пусть не видят меня побежденной. Жизнь моя кончилась, но я стою. Как деревья.

Входят Изабелла и Маурисьо .

Что за печальные лица? Еще будет время печалиться завтра.

Изабелла . Тот человек ушел?

Бабушка . Да, только что. Что за странный человек! Говорит, что проделал длинное путешествие, чтобы говорить со мной, смотрит на меня, молчит и уходит, как пришел.

Маурисьо . Он ничего не сказал?

Бабушка . Казалось, он хочет сказать что-то важное, но вдруг у него пресекся голос и он не смог.

Изабелла . И ничего не сказал? Ни одного слова?

Бабушка . Одно: «Простите». Ты понимаешь что-нибудь? Больной человек, должно быть. Ты все уложила?

Изабелла . Еще есть время.

Бабушка (к Бальбоа) . Срежь ту ветку палисандра. Детям будет приятно увезти эту память о доме. Ту, что у окна.

Бальбоа медленно идет по лестнице.

Ах, а рецепт наливки, чуть было не забыла! Есть у тебя карандаш и бумага?

Маурисьо . Да, бабушка. (Дает Изабелле карандаш, они садятся к столу.)

Бабушка . Пиши, девочка. Посмотрим, как-то у тебя выйдет! Все женщины нашего дома делали ее хорошо. Пиши: взять воды и спирту поровну… (Совсем просто.) Когда улетает самолет?

Маурисьо . Завтра, на рассвете…

Бабушка . Завтра!.. Настой из изюма — на четверть. Лучше всего мускат (Снова — очень просто.) Ты мне будешь писать, Изабелла?

Изабелла . Да, бабушка, всегда, всегда.

Бабушка . Я хотела бы увидеть большие леса и санки!.. Два белка хорошо взбить. И когда-нибудь… когда у вас будет сын… Сын? (Замолчала, прислушиваясь к далекому обещанию.)

Изабелла роняет карандаш и закрывает лицо рукой. Маурисьо сжимает плечи Изабелле и вкладывает карандаш ей в руку.