Воин Доброй Удачи - Р. Скотт Бэккер (2015)

Человек сидел ссутулившись, единственный, кто не смотрел на нее и ее отца. Он был крупным, сильным мужчиной, когда Ущербы спасались от шранков в Косми. А теперь от него остался только скелет с выпирающими суставами. Он давно прекратил заматывать волосы в узел, и они спутанными прядями падали на лицо и плечи. Если у него и было раньше какое-то оружие, то он потерял его по дороге, и если бы не Капитан, то он давно, наверное, выбросил бы и свой палаш. В покрытой пылью бороде зияла щель вечно приоткрытого рта. Глаза всегда были опущены долу, но все равно в них было заметно безумие.

– Оно просто приходило ко мне, – солгала Мимара, ведь, по правде, было наоборот. – У него было мое лицо.

– Ты могла погибнуть! Зачем? Зачем уходить так далеко?

Колл. Только Колл. Из всех Ущербов только он еще не поддался оцепенению. Он единственный в их безумной компании сохранял ясность сознания.

Вот мерило, cubit их развращенности. Он единственный не пробовал кирри.

– Оно намеревалось занять твое место!

Она заметила, что человек дернул косматой головой, словно от укуса комара. Он прищурил мутные глаза, напряженно вглядываясь во тьму, словно пытался различить тени во мраке.

Он ничего не видит, поняла она. Не потому, что зрение изменяет ему, а потому, что ночь была безлунной, и тучи закрыли Небесный Пик. Он не видит, потому что его глаза остались человеческими…

В отличие от остальных.

– Дурочка! Какая же ты глупышка! Оно могло задушить тебя. Содрать кожу и заменить тебя!

Наконец она перевела глаза на колдуна. Он стоял спиной к ветру, лохмотья одежды и пряди спутанных волос взлетали к ней навстречу.

– Что? – спросила она на айнонийском.

Он заморгал, и хотя в нем еще кипела ярость, она почему-то знала, что, в сущности, ему все равно, что в душе у него, свившись в клубок, лежит голод, похожий на смазанный жиром мраморный шарик, и ждет только часа, чтобы выскользнуть и снова скрыться в кармане.

– Как что? – воскликнул он.

Он сердится, поняла она, потому, что она говорит на айнонийском, их тайном языке.

– Я с тобой говорю, девочка!

Боковым зрением она заметила Капитана, его седые волосы и аристократическая косичка развевались над правым плечом, глаза сверкали, как селеукаранская сталь. Нож его покоился в ножнах, высоко подвешенных на поясе, но все-таки она видела его отблеск на окровавленных костяшках пальцев.

– Ничего страшного, – сказала она колдуну, зная, что он ничего не понимает.

Кирри есть кирри…

Желание, которое вечно срывается с привязи сознания. Жажда, не оставляющая следов в сетях души.

– Прежде еды – вода, – сказал Ксонгис всем.

Они пошли, растянувшись в неизменную линию, так как их бурдюки с водой были пусты. Казалось, ничто не могло быть проще, чем идти прямо по нескончаемой плоскости. И все же смятение не ушло, не такое, которое заставляет быстрее биться сердце и сжимать руки, а то, что просто висит неподвижным коконом в душе. Все вроде бы – голос, мерный шаг, речь – прежнее, если не считать, что мир, с которым они столкнулись, стал призрачным.

Все охвачено непреходящей легкостью. Цвета, темно-красные завитки сорных трав, высыхающих и умирающих, участки охристой пыли, чернота недавно сгоревшей травы, холмы плоско накиданной земли, словно какой-то бог лил грязь поверх грязи просто, чтобы посмотреть, как она разливается за горизонт. Небо, где облака громоздились плотными рядами, то завиваясь пышными локонами, то рассеиваясь по сторонам оторочкой из снежного меланжа. Какое-то неверие царило во всем, словно все существующее было пеной, а мир – огромным пузырем…

В чем же дело?

– У тебя такой вид, – буркнул голос за спиной.

Она обернулась и увидела обнаженные зубы и десны, глаза, сощурившиеся до узких щелочек. Сарл, несмотря на яркое солнце, казался темным, давно не мытым гномом.

– Такой вид… Айе!