Джаз. Великая история империи греха и порока - Крист Гэри (2015)

Но привольная жизнь на содержании известной бандерши для Филиппа закончилась. Задолго до его освобождения Жози, сокрушенная смертью брата, решила избавиться от давнего любовника и порвала с ним все связи, как любовные, так и деловые. Кроме того, она решила изменить свою жизнь[24]. Пятнадцать лет она прожила в пучине греха и порока. Но после бессмысленной смерти брата в ней что-то переменилось. Жози, не долго думая, пришла к выводу, что готова «перевернуть страницу»[25]. Разумеется, она не собиралась закрывать бордель: бизнес был слишком доходным, а иного ремесла, кроме проституции, Жози не знала. Но она была готова изменить все: порвать связи со старыми знакомыми из низов общества, избавить бордель от капризных девушек и начать обслуживать клиентов побогаче. Она надеялась найти себе нового обеспеченного любовника или даже патрона. Конечно, на это потребовались бы большие деньги и немало времени, но жестокая и непреклонная бандерша Жози Лобрано твердо решила стать респектабельной дамой.

Глава 2. Содом Юга

Номер газеты «Маскот» за 1982 г. со статьей о разгуле порока. Коллекция фонда исследований истории Луизианы, Университет Тулейна

ОБРЕСТИ УВАЖЕНИЕ ОБЩЕСТВА В НОВОМ ОРЛЕАНЕ ПОЗОЛОЧЕННОГО ВЕКА стремилась не только Жози Лобрано. Идея респектабельности в 1880–1890 годах носилась в воздухе. Ее защищали в газетных колонках, о ней спорили в клубах и салонах, о ней проповедовали с кафедр всех церквей города. Это было время расцвета викторианства, и даже город полумесяца не смог избежать влияния строгих идеалов времени. Конечно, для бандерши из Французского квартала «респектабельность» могла означать не более чем подражание изысканному вкусу высшего общества, погоню за внешним лоском роскоши и мыслью о собственной исключительности. Но те, кого оптимистично называли «культурным обществом», имели гораздо более высокие стандарты. По меньшей мере, у них было не принято устраивать дома драки и перестрелки.

Однако стать респектабельным человеком в Новом Орлеане XIX века было гораздо сложнее, чем где-либо еще на континенте. Распущенность жителей многонационального города не вписывалась в общепринятые в США нормы и угрожала благопристойности буржуазных граждан и местной элиты. Больше того, из-за своей уникальной истории Новый Орлеан был совершенно не похож на американский город. Основанный французами в начале XVIII века, он окреп во второй половине этого же века под контролем испанцев, что придало ему своеобразный франко-латинский колорит, по-прежнему ощущавшийся повсюду, от архитектуры до администрации. И хотя после Луизианской покупки 1803 года Новый Орлеан был силой присоединен к быстро расширявшимся США и на протяжении нескольких десятилетий оставался столицей Американского Юга, это не сделало его менее чуждым для остальной части страны. Фредерик Лоу Ольмстед сказал о Новом Орлеане в 1856 году: «Сомневаюсь, что где-то еще есть на земле город, жители которого были бы столь различны по происхождению, где среди горожан наблюдалось бы такое разнообразие вкусов, привычек, манер и нравственных норм»[26]. Это небывалое разнообразие со временем только усиливалось, в том числе благодаря нескольким последовательным волнам иммиграции из Европы и с Карибских островов. «Что за мешанина народов! – восхищался еще один гость города в 1880 году. – Американцы, бразильцы, выходцы из Вест-Индии, испанцы и немцы, креолы, французы, квартероны, мулаты, китайцы и негры»[27].