Шерлок Холмс и Золотая Птица - Дональд Томас (2013)

На обратном пути я посмотрел на сверкающий латунный циферблат телеграфа, связывающего машинное отделение с мостиком: по-прежнему «полный вперед». Поршни взлетали и опускались, совершая по тридцать три движения в минуту. Механики не поднимаются наверх во время всего путешествия, поэтому их единственной связью с внешним миром остается этот циферблат. Его ручка соединена с ручкой точно такого же устройства на мостике, чем-то вроде велосипедной цепи, и таким образом приказы капитана немедленно доходят вниз. Сами вахтенные пристроились сейчас рядом с телеграфом, один курил трубку, а другой читал газету, время от времени поглядывая на циферблат. Корабль словно двигался сам по себе.

Я приложил было руку к стенке, но тут же отдернул ее. Железо так раскалилось, что я едва не заработал волдырь. Эта загородка отделяла мостки от корабельной топки и паровых котлов. Сквозь дверную щель посверкивало ярко-желтое пульсирующее пламя.

Один из механиков, вооружившись масленкой и старым тряпьем, отправился осматривать двигатель. Второй уткнул нос в газету. И вдруг ведущая в кочегарное отделение железная дверь распахнулась и на пороге появился высокий парень, более всего смахивающий на черта. Механик оторвался от газеты и что-то крикнул. Я со своим скудным французским сумел разобрать: «Allez-vous en!» — бездельнику велели возвращаться к работе. Длинный и сутулый кочегар в рубахе, широких штанах и надетой задом наперед кепке походил на исчадие ада: лицо его полностью покрывала сажа, видны были только белки глаз и розовые губы. По всей видимости, на пароход он явился уже навеселе. Механик выругался и снова прикрикнул на негодника. Ведь сейчас нужно постоянно швырять уголь в топку и требуются усилия всех кочегаров. Наверняка этого симулянта назавтра уволят.

Долговязый детина еще несколько секунд маячил на пороге, будто бы подтрунивая над механиком. Насколько я понял, он требовал «выпить чего-нибудь приличного», вода, которую в эмалированных кружках подавали в кочегарку, его явно не устраивала. Лентяй жаловался, что якобы отправил в печь уже несколько центнеров угля. Но все его красноречие пропало даром. Исчерпав все доводы, он вернулся к паровым котлам, на крашеных белых боках которых играли отсветы пламени. Наверное, выпади на мою долю работа в подобных условиях, да еще и за скудное жалованье, я тоже пристрастился бы к бутылке.

Поглощенный этими мыслями, я отвлекся и чуть было не подпрыгнул, когда за спиной раздался чей-то голос:

— Доктор Ватсон?

Повернувшись, я увидел того самого человека в очках, который на своей лодчонке в гавани Остенде принял наш швартов, направился к берегу, накинул петлю на кнехт и помахал нам на прощанье. Заработала лебедка на корме, пароход начал медленно разворачиваться, а потом швартов скинули в воду. Ну да, та же самая засаленная кепка, мешковатая матросская куртка и брюки, протертые на коленях. Но я же собственными глазами видел, как он машет нам, стоя на причале! Между ним и пароходом было около сотни ярдов. Догнать паром на гребном суденышке совершенно невозможно! Как же он здесь оказался? Лица с нелепо увеличенными из-за очков глазами я не узнал. Но вот он приподнял дужку, посмотрел на меня, улыбнулся — Шерлок Холмс!

— Слушайте хорошенько, Ватсон, — прошептал мой друг, отворачиваясь, — и сделайте вид, что не обращаете на меня внимания.

Мы оба стояли возле металлического заграждения на мостках над машинным отделением. Гудение двигателей, к счастью, заглушало наши слова, и расслышать разговор можно было бы лишь с расстояния в несколько дюймов. Я притворился, что увлеченно разглядываю поршни.

— Холмс, я видел каждого пассажира, поднявшегося на борт. Клянусь, вас среди них не было. А тот человек, который принял наш швартов, остался в Остенде.