Клеопатра - Генри Райдер Хаггард (1889)

Два раза в год я получал письма от своего отца Аменемхета, полные забот и любви, и два раза в год я посылал ему ответы, в которых непременно спрашивал, не настало ли время завершить мои труды. Дни обучения тянулись и тянулись, и постепенно я начал скучать, поскольку, став уже взрослым мужчиной, – и не просто мужчиной, а ученым мужем, – я возжелал начать жизнь мужчины. Часто я спрашивал себя, не были ли все эти разговоры и пророчества о моей судьбе всего лишь выдумками людей, у которых желания опережают мысли. Действительно ли мне предсказано стать венценосцем? Да, во мне текла царская кровь, я это знал наверняка, потому что мой дядя, жрец Сепа, показал мне хранившуюся от всех в тайне запись прямого родового наследования от отца к сыну, выбитую таинственными мистическими символами на пластинке из сиенского камня, где были выгравированы имена царей в последовательности, как они правили. Но какой смысл быть наследником царей, если Египет, мое наследие, был порабощен и превратился в раба, пресмыкающегося перед Македонскими Лагидами, если он так долго пробыл в неволе, что уже и не помнит, что на мир можно взирать гордо, без подобострастной, угодливой улыбки, расправив плечи, глазами свободного человека?

Потом я вспомнил о своей молитве на крыше храма Абидоса и об ответе на мой призыв, явленном мне там, и усомнился, было ли и это в действительности или во сне?

И вот однажды вечером, когда я, устав от занятий, вышел в священную рощу, которая находится во дворе храма, и стал в глубокой задумчивости бродить по ней, мне встретился мой дядя Сепа, который тоже прогуливался там, погруженный в свои мысли, на чем-то сосредоточенный.

– Остановись! – воскликнул он своим громким голосом. – Почему ты так печален, Гармахис? Неужели тебя так расстроила последняя задача, которую мы с тобой изучали?

– Нет, дорогой дядя, – ответил я. – Я действительно расстроен, но не задачей, она была совсем легкой. У меня тяжело на сердце, потому что я устал жить в уединении, и вес накопленных знаний тяготит меня так, будто вот-вот раздавит. Зачем копить силу, которой не можешь воспользоваться?

– Ах, Гармахис, как и все неразумные юноши, ты нетерпелив, – сказал он. – Тебе хочется изведать вкус битвы, тебе надоело смотреть, как волны накатывают на берег, и тебя тянет броситься в них, чтобы померяться силой со стихией и ощутить опасность. Значит, ты решил уйти, покинуть нас, Гармахис? Птица покинет гнездо, как только улетают подросшие птенцы ласточек, которые живут под крышей храма. Что ж, пусть будет так, как ты желаешь, твой час настал. Я научил тебя всему, что знаю сам, и мне кажется, что ученик превзошел своего учителя. – Он замолчал и вытер свои увлажнившиеся яркие черные глаза – так огорчила его мысль о предстоящем расставании.

– Куда же мне податься, дядя? – спросил я, обрадовавшись. – Обратно в Абидос, чтобы приобщиться к тайнам богов?