Клеопатра - Генри Райдер Хаггард (1889)

Тот, кто решил посвятить себя служению богам, Гармахис, должен забыть о слабостях плоти. Насмешки, оскорбления, земные соблазны не должны трогать его. Перед нами стоит великая задача, и ты должен осмыслить это и запомнить. Если ты этого не поймешь, ты не сможешь исполнить свое предназначение, и тогда на тебя падет мое проклятие! Тебя проклянет Египет, тебя проклянут наши поверженные и оскверненные египетские боги. Ибо знай, что иногда события, из которых складывается история, могут переплестись так, что даже бессмертные боги вынуждены воспользоваться помощью простых смертных и надеяться на человека, как воин на свой меч. И проклят тот меч, который ломается в час битвы, ибо такой меч выбрасывают ржаветь или переплавляют в огне, чтобы выковать новый! Поэтому твое сердце должно быть чистым, великим, а ты – сильным духом, ведь ты отличен от остальных, ты не простой смертный, а избранник судьбы, и тебя ждет великая слава. И все радости простых смертных для тебя презренная суета. Тебя ждет триумф в жизни и после нее. Но если ты потерпишь поражение и падешь – горе, горе тебе!

Он замолчал и склонил голову, а потом продолжил:

– Об этом ты более подробно еще услышишь. Пока же тебе еще многому нужно научиться, многое постичь. Завтра я дам тебе письма, и ты отправишься по Нилу, мимо белостенного Мемфиса в Ана. Там, под сенью хранящих свои тайны пирамид и храмов, в которых ты по праву наследования должен стать верховным жрецом, ты проведешь несколько лет и приобщишься к древней мудрости нашего народа. Мой же час еще не пришел, поэтому я пока останусь здесь, буду наблюдать за тобой и с помощью богов сотку паутину смерти для македонской осы.

Подойди ко мне, мой сын, подойди и поцелуй мой лоб, ибо ты – моя надежда и надежда всего Египта. Будь тверд и вознесешься до орлиных высот, и тогда тебя ждет слава, которая переживет тебя. Если же ты изменишь своему долгу, обманешь наше стремление к свободе, не выдержишь, сломаешься – я первый плюну тебе в лицо, и ты будешь проклят, а душа твоя будет пребывать в неволе и терпеть жестокие муки до тех пор, пока в медленном течении времени зло снова не превратится в добро и Египет снова станет свободным.

Я, дрожа, подошел и поцеловал его в лоб.

– Пусть эти и другие кары обрушатся на меня, – сказал я, – если я предам тебя, отец.

– Нет! – воскликнул он. – Не меня! Не меня, а тех, чью волю я исполняю. А теперь ступай. Ступай, мой сын, вникни в мои слова, и пусть они достигнут самых сокровенных глубин твоего сердца. Замечай все, что увидишь, собирай росу мудрости и готовь себя к великой битве, которая тебе предстоит. За себя не бойся – ты надежно защищен от зла высшей силой. Единственный твой враг, который может нанести тебе вред, – только ты сам. Я все сказал. Ступай.

Покинул я его с тяжелым сердцем. Ночь была очень тихой, ничто не шевелилось во дворах храма. Я быстро прошел по ним и вышел к пилону наружного входа. Потом, ища одиночества и будто желая быть ближе к небу, я поднялся наверх по двум сотням ступеней пилона на массивную крышу. Здесь я прислонился грудью к парапету и стал смотреть вдаль. Пока я смотрел, над Аравийскими горами поднялся красный край полной луны, и ее лучи упали на пилон, где я стоял, и на стены храма у меня за спиной, осветив лики вырезанных в камне богов. Затем холодный свет разлился по возделанным полям, уже готовым к сбору урожая, и небесный светильник Осириса покатился по небу, медленно проводя лучами по долине, туда, где великий Сихор, родитель земли Кемет, несет свои воды к морю.