Берсеркер - Фред Томас Саберхаген (1992)

– Хемфилл… что эти машины сделали вам?

– Моя жена… мои дети… – Собственный тон показался ему безразличным. – Были на Паскало. Три года назад. Был этот берсеркер или ему подобный.

Мария взяла его за руку, как недавно Доброжила. Оба посмотрели вниз, на свои сплетенные пальцы, потом подняли глаза, мельком улыбнувшись над синхронностью своих действий.

– Где бомба? – вдруг подумал вслух Хемфилл, стремительно оборачиваясь.

Та преспокойно лежала в темном углу. Снова завладев ею, Хемфилл широкими шагами устремился к продолжавшему раскачиваться Доброжилу.

– Ну, ты за нас? За нас или за тех, кто построил корабль?

Встав, Доброжил посмотрел на Хемфилла в упор:

– Построить корабль их вдохновили законы физики, управлявшие их мозгами. Теперь корабль хранит их образы. Он хранит моих отца и мать, он сохранит и меня.

– Какие еще образы? Где они?

– Образы в театре.

Пожалуй, это лучший способ склонить его к сотрудничеству, завоевать доверие, а заодно узнать кое-что о нем самом и о корабле, решил Хемфилл. Потом – прямиком к стратегическому ядру. Он придал голосу дружелюбные интонации:

– А не проводишь ли ты нас в театр, Доброжил?

Они оказались в самом большом из попадавшихся до сих пор помещений заполненной воздухом зоны – с сотнями сидений, вполне подходящих по форме и уроженцам Земли, хотя наверняка были изготовлены для каких-то иных существ. Тщательно меблированный театр был хорошо освещен. Едва за пришедшими закрылась дверь, как на сцене проявились сидящие рядами изображения разумных существ.

Сцена обратилась в окно, открытое в огромный зал. Перед аудиторией за кафедрой стояло одно из существ – изящное, тонкокостное, сложением напоминающее человека, за одним только исключением: единственный глаз с ярким зрачком, бегающим туда-сюда, будто ртуть, растянулся на все лицо.

Речь представляла собой шквал тонких пощелкиваний и улюлюканий. Большинство сидящих было облачено в какую-то форму. Как только оратор смолк, аудитория в унисон завыла.

– Что он говорит? – шепотом поинтересовалась Мария.

– Корабль сказал мне, что утратил смысл звуков, – обернулся к ней Доброжил.

– А можно, мы взглянем на образы твоих родителей, Доброжил?

Хемфилл, следивший за сценой, хотел было запротестовать, но сообразил, что девушка права. В данный момент вид родителей парня может поведать куда больше.

Доброжил что-то переключил.

Хемфилла поразило, что родители юноши запечатлены только в виде плоских проекционных картин. Сначала на фоне однотонной стены возник мужчина в комбинезоне астронавта – голубоглазый, с аккуратной бородкой, с приятным выражением лица.

Затем появилась женщина, глядевшая прямо в объектив, держа перед собой какую-то ткань, чтобы прикрыть наготу, – широколицая, с заплетенными в косы рыжими волосами. Хемфилл не успел разглядеть ничего толком, когда на сцене вновь объявился инопланетный оратор, заулюлюкавший еще быстрее, чем прежде.

– И это все? – обернулся Хемфилл. – Все, что тебе известно о родителях?

– Да. Зложити убили их. Теперь они стали образами и больше не мыслят, что существуют.

Существо на трибуне заговорило более менторским тоном. Рядом с ним одна за другой появлялись отмеченные на трехмерной карте позиции звезд и планет, а оратор то и дело указывал на них. Он мог похвастаться множеством звезд и планет; Мария почему-то догадывалась, что он хвастается.

Хемфилл тем временем шаг за шагом приближался к сцене, все более сосредоточенно впиваясь в оратора взглядом. Марии не понравилось, как отблески изображений играют на его лице.

Доброжил тоже пристально следил за сценической мистерией, хотя, наверное, видел ее уже тысячи раз. Неведомо, какие мысли проносились в голове этого человека с бессмысленным лицом, никогда не видевшего иного человеческого лица, которое могло бы послужить ему образцом. Повинуясь порыву, Мария снова сжала его запястье.