Берсеркер - Фред Томас Саберхаген (1992)

– Ладно уж, – вздохнул Хемфилл. – Где эта родильная камера?

Надо же начать хоть с чего-то.

Помещение смахивало на склад биологической лаборатории – скверно освещенный, заваленный оборудованием, опутанный трубами и кабелями. Вероятно, здесь ни разу не работал живой техник.

– Ты был рожден здесь? – осведомился Хемфилл.

– Да.

– Он чокнутый.

– Нет. Погодите. – Мария понизила голос до едва слышного шепота, будто вновь чего-то испугалась. Потом взяла юношу с недвижным лицом за руку. Он наклонил голову, чтобы поглядеть на соприкасающиеся ладони. – У тебя есть имя? – терпеливо, будто у заблудившегося ребенка, спросила Мария.

– Я Доброжил.

– По-моему, это безнадега, – встрял Хемфилл.

Девушка не обратила на него ни малейшего внимания.

– Доброжил? Меня зовут Мария. А это Хемфилл.

Никакой реакции.

– Где твои родители? Отец? Мать?

– Они тоже были доброжилы. Они помогали кораблю. Был бой, и зложити убили их. Но они отдали клетки своих тел кораблю, и он сделал из этих клеток меня. Теперь я единственный доброжил.

– Боже милостивый! – выдохнул Хемфилл.

Молчаливое, благоговейное внимание тронуло Доброжила, хотя это оказалось не под силу ни угрозам, ни мольбам. Лицо его исказилось, сложившись в неловкую гримасу, и юноша уставился в угол. Затем, чуть ли не впервые, по собственному почину вступил в диалог:

– Я знаю, что они были, как вы. Мужчина и женщина.

Если бы ненависть могла жечь, как пламя, Хемфилл испепелил бы все кубические мили смертоносной машины до последнего фута; он озирался во все стороны, заглядывал во все углы.

– Чертовы железяки! – Голос у него сорвался, как у берсеркера. – Что они сделали со мной? С тобой? Со всеми?

План сложился у него в момент, когда ненависть достигла наивысшего накала. Стремительно подойдя, он положил ладонь Доброжилу на плечо.

– Послушай-ка меня. Тебе известно, что такое радиоактивный изотоп?

– Да.

– Где-то тут должно быть такое место, где… ну, машина решает, что делать дальше… к какой тактике прибегнуть. Место, где хранится глыба какого-то изотопа с большим периодом полураспада. Наверно, где-то в центре корабля. Ты не знаешь такого места?

– Да, я знаю, где стратегическое ядро.

– Стратегическое ядро? – Надежда поднялась на новую, прочную ступень. – Мы можем туда пробраться?

– Но вы же зложити! – Доброжил неуклюже оттолкнул руку Хемфилла. – Вы хотите повредить корабль, вы уже повредили меня. Вы должны быть уничтожены.

– Доброжил… – перехватила инициативу Мария. – Мы, этот человек и я, вовсе не злы. На самом деле зложити – те, кто построил этот корабль. Кто-то ведь строил его, понимаешь ли, какие-то живые существа построили его давным-давно. Вот они – настоящая зложить.

– Зложить. – Он то ли согласился с Марией, то ли бросил ей в лицо укор.

– Ты разве не хочешь жить, Доброжил? Мы с Хемфиллом хотим жить. Мы хотим помочь тебе, потому что ты живой, как и мы. Неужели ты не хочешь помочь нам?

Юноша несколько секунд хранил молчание, созерцая переборку. Затем обернулся лицом к двум другим и сказал:

– Все живое думает, что оно существует, но его нет. Есть только частицы, энергия и пространство, и еще законы машин.

– Доброжил, послушай меня, – не сдавалась Мария. – Один мудрец некогда сказал: «Я мыслю – следовательно, существую».

– Мудрец? – переспросил тот своим ломким голосом. Потом уселся на палубу, охватив колени руками, и принялся раскачиваться вперед-назад. Быть может, в раздумье.

Хемфилл увлек Марию в сторонку.

– Знаете, у нас появился проблеск надежды. Тут масса воздуха, есть вода и пища. За этой железякой наверняка следуют боевые корабли, иначе и быть не может. Если мы отыщем способ вывести берсеркера из строя, то сможем переждать, и через месяц-другой нас отсюда снимут, а то и раньше.

Мгновение она лишь молча разглядывала его.