Книга воспоминаний - Петер Надаш

Однако тут тихонько засмеялся отец, и этот короткий, явно намеренный, с оттенком сарказма смешок несколько остудил горячность Фрика, и на его лице, безусловно одном из самых необычных лиц, которые мне доводилось когда-либо видеть, черты напряженного размышления несколько разгладились от минутного замешательства, что было величайшей редкостью! ибо прежде всего его лицо всегда отличалось доверчивым спокойствием, непринужденным тщеславием и чистым, невозмутимым чувством собственного превосходства, а кроме того, обнаженностью! как будто природа работала над материалом широкими смелыми жестами, не добавляя ни мелких деталей, ни симпатичных жировых складочек к тому черепу, что был предназначен для его лица, каковое, заметим кстати, после смерти будет вынуждено опять от него отделиться; независимо от того, как быстро и как много говорил Фрик, его череп иногда представлялся мне мертвым, уже вываренным, лежащим на письменном столе в качестве пресс-папье, а в других случаях, как в тот день, этот череп блистал своей безупречной округлостью, смугловатая кожа была почти черной от морского загара и гладко обтягивала его большой лоб, щеки чисто выбриты и покрыты мельчайшими сухими морщинками, которые нисколько не старили его лицо, потому что на нем господствовали огромные сверкающие и весьма оживленные, завораживающе серые глаза с жестоким взглядом; жесткость лица еще больше подчеркивали заостренный нос и довольно узкие губы, но по-детски мягкая ямочка на подбородке все-таки придавала всему его облику некую притягательную нежность, «и не думайте, что стремление к власти не позволяет нам наслаждаться нашим существованием!» – продолжил он, и легкое замешательство на его лице сменилось тонкой усмешкой; они по-прежнему пристально, неподвижно смотрели в глаза друг другу; «Позволяет! И еще как! Стремление к власти и обладание ею может погрузить нас в наслаждение весьма глубоко или, если угодно, поднять весьма высоко! но, конечно, не глубже, не выше, чем то наслаждение, которое может доставить нам семяизвержение, происходящее в соответствии с ритмом и способом, который наилучшим образом отвечает нашей природе, и это есть наивысшее из всех наслаждений, о чем я, собственно, и хотел сказать, ведь все в этом мире либо желает, либо предлагает получить наслаждение от эякуляции, достаточно только быть свободными, чтобы эти желания и предложения замечать! так что с вашей стороны, дорогой мой, было очень мило, что своей усмешкой вы направили мою мысль в нужное русло, к самой сути вещей! за что я на вас не серчаю», он сделал короткую паузу, «вот именно, именно так! есть своего рода приятный баланс между нашими чувствами и нашими мыслями, между инстинктом и разумом, баланс противовесов, если хотите! и поэтому только человек, обладающий властью, может по-настоящему наслаждаться существованием, ведь власть, обладание ею показывают ему пределы разума и мышления, а дальше он уже может, если, конечно, способен! повернуть назад, чтобы ублажить инстинкты, и поскольку он уже не страшится крайностей разума, поскольку отбросил моральные предрассудки, он может так же раскованно черпать и чувственные наслаждения, и здесь доходя до крайних пределов; а кто может быть свободней, чем человек, который, страдая и наслаждаясь, до конца исчерпывает свои ограниченные возможности, ибо, да, возможности человека заведомо ограничены, но их нужно исчерпать до дна, друг мой! невзирая даже на то, что наша свобода не позволяет нам знать, где границы возможного, и вообще, что есть жизнь? ведь свобода действительно ограничена, если рассматривать ее не в теории, а как непостижимую разумом практику познающей свои возможности воли! впрочем, что я болтаю? вы и так знаете, что я имею в виду».

«Опять захватывающая интрижка?» – спросил отец.

«Что-то вроде», вздохнул он.

«Так расскажите», сказал отец.

«Актриса», ответил он.

«Полагаю, блондинка и до неприличия молодая», предположил отец.

«О, это самое малое, что можно о ней сказать!»