Любимый в подарок - Селена Лан

— Давай я позже к тебе прилечу, сейчас не время.

Глеб молчал, а я не знала куда деться от его пристального взгляда. Наконец он заговорил:

— И как долго ты здесь будешь?

— Не знаю.

— Свет, ты не обязана с ним водиться, для этого есть Лаура, он будет под хорошим присмотром.

— Я знаю, но, всё равно не могу уйти.

— Значит ты здесь надолго, — удручённо произнёс “подарок”.

— Вовсе нет!

— Себя-то не обманывай. Тобой так и будут манипулировать, пока ты будешь это позволять.

— Зачем ты так? Я поступаю так, как считаю нужным, никто мной не манипулирует!

Глеб горько усмехнулся.

— Что ж, поступай и дальше, как считаешь нужным. Я в любом случае лечу домой, скоро заседание суда по разводу, мне нужно тщательно подготовиться. — Я подошла, чтобы обнять его, но Глеб отстранился. — Не надо, теперь я хочу побыть один, — произнёс он и ушёл.

Я присела на кровать и взялась за голову. Хотелось бы ещё поплакать, но слёзы отказывались подступать, видимо всё выплакала в ванной. Внутри было полное опустошение, словно я сосуд и из меня выпили всё до капли.

Самое ужасное, что я не знала, что делать.

“Когда не можешь решить какую-то ситуацию, отпусти ей, она сама решится” — так когда-то говорила мне мама. Видимо сейчас как раз именно тот случай.

Глава 24

Эдуард Игнатьевич задержался на два дня из-за сына, договаривался с частной клиникой по лечению сын.

Марк сначала упорно отказывался от госпитализации, уверяя, что он не наркоман, но после моего обещания, что буду его там навещать, согласился.

Обещание я выполняла, приходила к нему раз в неделю, чаще по правилам клиники нельзя, и то мы общались под бдительным надзором медработников. У Марка там даже телефона не было — его полностью отстранили от внешнего мира, на время конечно.

“Жених” каждый раз радовался моему приходу, говорил, что у него всё хорошо, хотя взгляд был грустный. Оно и понятно, в больнице жить морально тяжело, несмотря на идеально созданные условия. К тому же он там не в санатории, а на лечении.

Через месяц мне пришлось сообщить ему неприятную новость о смерти его отца. Он воспринял её спокойно, но был какое-то время в отрешённом состоянии. Придя в себя, он поделился со мной переживаниями, о том, что никогда не любил отца, более того, боялся и ненавидел его. Ещё ребёнком Марк подозревал, что именно он убил его мать.

К наркотикам Марк пристрастился именно по этой причине, чтобы заглушить душевную боль, а потом вдруг появилась я.

Сначала он не воспринимал меня серьёзно. Когда наши отцы решили нас поженить, Марк не стал воспринимать это в штыки, хотя жениться не горел желанием. Он согласился всё по той же причине — боялся отца.

Познакомившись со мной ближе, у Марка возник спортивный интерес — затащить недотрогу в постель.

Чем больше я сопротивлялась, тем больше рос его азарт. А когда он узнал, что я живу с Глебом в гостинице, у него от ревности сорвало крышу.

— Именно тогда я понял, что на самом деле ты для меня значишь, — сказал Марк, с грустью глядя мне в глаза. — Мне было гадко и больно, что ты меня отвергала, несмотря на все мои усилия, а этому актёришке достаточно было с тобой один раз поужинать и ты сразу прыгнула к нему в постель. Как? Почему? Я до сих пор не могу понять, чем он лучше меня? Объясни!

— Я не знаю, Марк. Не могу объяснить. Это что-то вроде внутреннего притяжения, — попыталась я объяснить, сидя с ним за одним столом и играя в шахматы. В клинике такие игры развивающие мышление и отвлекающие от посторонних мыслей приветствуются. — Тебе шах, — добавила я, поставив своего ферзя в опасной близости с его королём.

— Ну да, ну да, типа “сердцу не прикажешь”, — усмехнулся Марк, глядя на шахматную доску.