Цена славы - Оксана Кас (2024)

Папа был недоступен, потому что уже вылетел в Сеул — побыть с бабушкой пару дней. Дан позвонил маме, та напомнила, что в травме нет ничего критичного, смысла срываться нет, он может продолжить делать свои дела.

Легко сказать! Дан впервые осознал, насколько он сильно связан контрактами и обязательствами. Как бы хорошо Person ни заботились о своих артистах, большие концерты — не то время, когда можно взять выходной. Фанаты его ждут, внезапный отъезд Дана — если он вообще возможен, конечно, — огорчит тех, кто пришел ради него. Дан не может просто сорваться и уехать.

Он не мог сказать, сколько по времени наворачивал круги по своему номеру, но, в итоге, к нему пришла Сонхи, заставила выпить успокоительное и снотворное, да еще и пригрозила, что привяжет к кровати, если он не ляжет сам.

Несмотря на то, что он проспал всю ночь, с утра он совсем не чувствовал себя отдохнувшим. Даже завтрак не лез в горло — он немного поковырялся в омлете, но в итоге просто выпил кофе. Папа отчитался, что прилетел в Корею, а бабушку уже готовят к операции, так что Дану не нужно волноваться.

Но он волновался.

И не только из-за бабули — хотя мысли об операции приводили его в ужас, — но и вообще сразу обо всех. Он оптимистично считал, что их жизням ничего не угрожает, а теперь не мог отделаться от навязчивой мысли, что может их потерять. И — что тоже немаловажно — он отчетливо понял, что, в принципе, снова теряет семью.

Снова выбрав эту профессию в этой жизни, он как бы говорил себе, что вот годика три-четыре, они станут популярны, а потом он сможет себе позволить больше отдыхать… но что, если у него нет этих четырех лет?

Зная о том, что он переживает о бабуле, все вокруг стали очень чуткими и осторожными, что тоже раздражало. Хотелось наорать на всех, послать все обязательства к черту, сесть в самолет и улететь в Корею, чтобы немного унять свою тревогу… Но он терпел. Если сорвется сейчас — потом будет только хуже, потому что сам себя загрызет за такое поведение.

Где-то за полчаса до выхода на сцену Джинхо увел его в соседнюю комнату и громко захлопнул дверь прямо перед носом Сонхи. Дан нахмурился: он не понимал, к чему все это.

— Наори на меня, — внезапно заявил Джинхо.

— В каком смысле?

— Я тебя знаю достаточно долго, чтобы видеть: ты на взводе. Обычно в таком состоянии ты выплескиваешь злость и нервы в музыку, но сейчас такой возможности нет. Поэтому — ори.

На самом деле, Дан едва сдерживал гнев. Предложение Джинхо вызвало лишь еще больше раздражения: вместо того, чтобы оставить его в покое, он тоже лезет с какими-то странными требованиями.

— Ты не можешь вечно решать все самостоятельно. Давай, выскажись, — Джинхо несильно толкнул его в плечо. — Вечно ты со всем справляешься сам и словно не замечаешь, что тебе вообще-то готовы помочь.

— Прекрати!

— Что прекратить? Как это, по-твоему, называется?

Дан уже был раздражен. В большей степени, конечно, он был зол на самого себя, но сейчас слова Джинхо переполнили эту несуществующую чашу терпения. Дан сорвался. Правда, не орал. Сначала зло высказал все, что думает по поводу Джинхо, который лезет в душу, когда это максимально неуместно, а потом, незаметно для себя, выплеснул и то, что беспокоило его на самом деле, но что он даже в мыслях не озвучивал себе сам.

Ответственность, которую он сам на себя взвалил — перед группой, лейблами, рекламодателями — начала действительно давить на него. Бабушкина операция просто высветила саму суть проблемы: его жизнь расписана на несколько месяцев вперед, причем так плотно, что туда едва помещается пара семейных ужинов. И ведь ему казалось, что он выдерживает эту гонку: он следит за здоровьем, у него все в порядке с творчеством, но… все ли в порядке с личной жизнью?