Он. Она. Другая - Лия Султан

— Так сильно тебя обидел твой бывший? — сосед вновь посмотрел на меня так, как сейчас на работе некоторые мужчины глазеют. Что у меня — во лбу звезда горит что ли?

— Это долгая история, — сжимаю ремешок сумки и наблюдая за стекающими вниз по окну каплями.

— Извини, если полез в душу. Просто ты мне нравишься. Очень.

Все происходит, как предсказывала сестра. Она смеялась: мол, сначала цветочки на 8 марта, а потом украдет тебя на своей “Камрюхе”.

— Спасибо, — только и смогла ответить я, хотя думала, что сумею найти слова — единственно правильные — чтобы объяснить свою позицию. — Уверена, ты тоже скоро найдешь своего человека, родственную душу…

Запинаюсь и торможу именно на этой фразе. У меня какое-то дежавю, ведь все тоже самое я говорила другому человеку. Год назад. А теперь этот человек слишком часто мелькает в моих мыслях.

— А что есть родственная душа? Я ученый и мне всегда была непонятна эта фраза. Вот и моя жена говорила, что я не романтичный, рациональный и скучный.

— По-моему говорят, что геолог — одна из самых романтичных профессий. Разве нет? — улыбаюсь, пытаясь поддержать разговор.

— Нет, — усмехается Баур. — Это миф.

Вскоре мы заезжаем на парковку автосалона. Баур паркуется на свободном месте недалеко от входа, хотя было бы здорово, если бы он высадил меня прямо у двери.

— Сабин, а можно попросить?

О нет, только не это.

Не дожидаясь ответа, Бауржан продолжает:

— Может, ты все-таки подумаешь и мы как-нибудь сходим на одно свидание.

Несколько раз моргаю, пытаясь все-таки найти верные слова. Но мне становится ужасно неудобно перед ним и поэтому я отвечаю:

— Прости, но я не могу обещать.

— Ну ладно, — пожимает плечами сосед. — Подожди, я тебе открою.

Бауржан выходит из машины без зонта, оббегает ее, распахивает дверь с моей стороны и подает мне руку. Мы могли бы обойтись без этого, но обижать его не хочу. Раскрываю свой красный зонт и неловко улыбнувшись, прощаюсь.

И внезапно происходит то, что меня окончательно выбивает из колеи: Бауржан тянется ко мне и быстро целует в щеку.

— Хорошего дня, Сабина. И все-таки подумай над моим предложением.

— Хорошего…дня, — ошарашенно повторяю и резко разворачиваюсь ко входу, но тут же врезаюсь в жесткий взгляд шефа. Я уже недавно видела такой же, когда он смотрел на меня со второго этажа. Все же неудобно работать в подчинении у человека, который видел меня в момент, когда я рассыпалась на кусочки.

Нариман стоит рядом со своей машиной и крепко сжимает рукоять большого черного зонта. Между нами снова стена из дождя, а я вижу, как он недовольно хмурит брови, и как желваки скользят под смуглой кожей. Он весь напрягся, будто ярость свою сдерживает.

— Нариман Абдуллаевич, — говорю первая.

— Сабина, — легонько кивает.

Секунда…две…три. Капли барабанят по куполам наших зонтов, заглушая остальные звуки. Или просто я перестала их слышать.

— Извините, это не то, о чем вы подумали.

— Я ни о чем не подумал, — выражение лица у него какое-то непробиваемое. Хотя я знаю: он умеет улыбаться. Но какая большая разница между нашей первой встречей в центре и этой — неловкой, странной, натянутой, как тонкая струна. — Личная жизнь сотрудников — их личное дело.

— Нет-нет. Там…ничего личного.

— Вы не должны оправдываться, Сабина, — кажется, он смягчился, но я чувствую — что-то не так. — И давайте уже зайдем. Не хочу, чтобы вы простудились. Дождь сильный.

Нариман поворачивается боком, пропуская вперед. Прохожу мимо него, боковым зрением вижу, что провожает меня взглядом, а затем идет следом. Вскоре равняемся, но молчим. Не хочу, чтобы он считал меня легкомысленной, ветреной и еще Бог весть какой. Только…почему мне вдруг не все равно, что он обо мне подумает?