Елена - Гоар Маркосян-Каспер

К счастью для Елены, мечтавшей о высоком в мыслях и чувствах, Олеву удалось заключить договор на еще один телефильм, на сей раз, трехчасовый, как предполагалось, в трех сериях, тоже детектив, но уже по Сименону, и Олев, стряхнувший с себя мирские заботы и ушедший в фильм, словно в паломничество, потянул за собой и Елену. Они столько говорили о персонажах и перипетиях, что иной раз Елена невольно кидала взгляд – не сидит ли с ними третьим за утренним кофе самолично комиссар Мегрэ, особенно, когда свекровь, не дождавшись их, успевала позавтракать, и никто за столом не отвлекал Олева болтовней о политике и иной подобной чепухе, собственно, отвлечь того было делом многотрудным, он погрузился в процесс созидания с головой и лишь изредка высовывал ее, чтоб рассеянно оглядеться и занять у кого-нибудь из знакомых пару тысяч в счет будущего гонорара.

Вначале Елена сомневалась в выборе Олева, про Мегрэ ведь сняли сотни фильмов, и придумать что-то оригинальное ей казалось невозможным, но потом она обнаружила в сценарии изюминку, которая была ей чрезвычайно по вкусу. На экран предполагалось вывести мысли Мегрэ, его воплощенные в картинки версии, одну, другую, третью, пока не появится разгадка, такого еще не было, и Елена радостно предвкушала, как замечательно это должно выглядеть.

Денег отвели мало, так что съемочный период был коротким, впрочем, присутствовать на съемках Елене почти не довелось, как назло, именно в тот момент в «Медикусе» объявились пациенты, из-за которых ей приходилось вместо затерянного в одном из закоулков Вышгорода старого дома с вычурной лестницей, бежавшей по этажам спиралью и снизу похожей на громадную улитку (Олев долго искал такую и снял во всех возможных ракурсах – снизу, сверху, поперек и наискось), ездить в новый район, дабы в приютившем ее поликлинику панельном чудище колоть болтливую пожилую русскую женщину, вставлявшую через каждые три слова эстонское kurat[35], чем ее познания в государственном языке, по всей видимости, и ограничивались, и молодого эстонца, не произносившего, кроме «Здравствуйте» и «До свиданья», ни слова ни на каком языке, очевидно, он надорвался в первый день, когда рассказал Елене о своих болячках аж в четырех предложениях, потому и на вопросы о своем самочувствии отвечал неопределенными жестами вроде пожатия плечами (правда, на последнюю процедуру явился с большой коробкой шоколада и объявил, что все прекрасно, и потрясенная Елена сама на минуту утратила дар речи).

Словом, за священнодействием мужа Елене довелось понаблюдать всего пару раз, но зато она регулярно смотрела вместе с ним отснятый материал, благо это происходило по вечерам, и чуть ли не участвовала в монтаже, во всяком случае, давала советы, которыми Олев пренебрегал не всегда. Результатом она осталась довольна, были, правда, вещи, которые ей не нравились, так Олев, идя на поводу у заказчика, считавшего вершиной искусства мыльные оперы, разделил фильм не на три часовые, а на шесть получасовых серий, что, по мнению Елены, не давало зрителю времени втянуться, Олев, впрочем, с ней не спорил, а развел руками и сказал: «Хозяин – барин». Не получились и некоторые сцены, кое-что вообще не успели отснять, но были и отличные куски, особенно, Елене нравился сон Мегрэ, фантасмагорическая погоня за безликим преступником среди дюн на берегу безжизненного бледного моря. Наконец все было закончено, и супруги замерли в ожидании демонстрации и, естественно, успеха, несомненного, безусловного, категоричного успеха. Мерещились ли Олеву призы и премии, достоверно сказать трудно, но одно представлялось ему делом решенным. Продолжение. Он намеревался снять еще несколько фильмов по тому же автору с теми же актерами и даже обсуждал уже новый сценарий со своим приятелем, написавшим первый, договор был почти обещан, и небо в алмазах еще не со всей четкостью, но проступало в беззвездном мраке, который обычно окружает честолюбивых dii minores[36]. Однако…