Елена - Гоар Маркосян-Каспер

Обрадованный Торгом – нельзя сказать, что осчастливленный, любой отец, как известно, переоценивает свое чадо, поднимая планку сверх всякой меры, Торгом, правда, не был настолько далек от действительности, сколь прочие, но и, будучи реалистом, считал себя вправе желать лучшего – итак, не осчастливленный, но обрадованный уже хотя бы тем, что в отличие от Абулика, новый претендент был при обоих родителях, гарантировавших часть неизбежных ежемесячных взносов в молодое хозяйство, которые большинство советских пап и мам вынуждено было делать, как минимум, до пенсии, Торгом закатил свадьбу на сотню персон, щедро украшенную жареными поросятами, разноцветной икрой и французским коньяком – последнее выглядело ни с чем не сообразной причудой, ведь пить в Армении французский коньяк почти то же самое, что во Франции душиться армянскими духами (буде таковые существовали бы). После свадьбы же было положено начало выдаче приданого – процесс, который впоследствии приобрел характер хронического. Первая атака, как обычно и случается, оказалась наиболее острой и продолжительной, в снятую для молодоженов обширную комнату в особнячке, ныне исчезнувшем с лица земли, а тогда располагавшемся в завидной близости и одновременно изолированно от центра, на поросшей лесом горке близ часового завода, позднее отчужденной и пущенной под строительство дома политпросвещения (достроенного в аккурат к моменту, когда то, что подразумевалось под политпросвещением, тихо скончалось, и в монументальном здании водворились те, против кого предполагалось политически просвещать – работники так называемого Американского университета), так вот в обширное, но, как выяснилось, все-таки недостаточно большое помещение последовательно ввозились части немецкого, а может, чешского мебельного гарнитура, носившего название «жилая комната», но вполне способного забить до отказа двухкомнатную табакерку или бонбоньерку, пышно именуемую в те годы квартирой, почему и некоторые его составляющие, например, письменный стол, застряли на веранде Торгомова дома. За мебелью последовали телевизор, холодильник, посуда, бесчисленное множество подушек, матрацев, одеял, простынь, полотенец и прочих решительно необходимых, а также совершенно лишних вещей, без которых, однако, не может обойтись ни одна женщина, а именно, разнообразных безделушек и даже игрушек, начиная с африканских масок из черного дерева и кончая плюшевыми зверями. Словом, приданое Елены ничем не уступало таковому ее мифической тезки, в нем не хватало разве что царства, скромного маленького царства, умещавшегося в античном городке с окрестностями. Впрочем, у царства есть один существенный недостаток, сбежав от опостылевшего мужа, с собой его не прихватишь, и даже малюсенькую Спарту тринадцатого века до нашей эры невозможно было втиснуть в отплывающий в Трою корабль, в силу чего разочарованной Елене Прекрасной пришлось ограничиться имуществом движимым, а именно, кое-какими сокровищами, которые молва и Гомер несправедливо считали принадлежавшими Менелаю – ну скажите, какие сокровища могут быть у того, кто пришел на все готовое, и неудивительно, что прекрасная аргивянка, не удовольствовавшись романтической юной страстью, таскала ночью на пару с Парисом оставленные ей папенькой ящики и бочонки…

Елена Аргивская торопливо рылась в ларях и коробах, извлекая серебряные кубки, золотые украшения, сосуды и одежды, которые небрежно бросала в большой сундук с откинутой крышкой.

– Елена, – прошептал Парис умоляюще, – Елена, оставь! Скоро начнет светать, нам надо спешить. Зачем тебе этот мусор? В доме моего отца ты найдешь все, что тебе может понадобиться, от благовоний и тончайших покрывал до ложа из слоновой кости. Я брошу к твоим ногам все золото Трои…

– Почему я должна явиться в дом своего жениха нищей? – возразила Елена, высокомерно вскинув голову. – Здесь все принадлежит мне, дворец этот возвел мой отец, и он же наполнил его богатствами, от которых ты велишь мне отказаться. Никогда! Это мое приданое…