Если только ты - Хлоя Лиезе

Я прикрываю рот рукой, ахнув. Моя мама такая крутая.

С этими словами мама берёт папу под руку, затем поворачивается к Рену и Фрэнки, двигаясь следом за остальными членами моей семьи, которые прошли немного дальше по коридору. Рен оглядывается на Себа, переводя взгляд с него на маму и озабоченно хмуря брови.

Я прогоняю его взмахом руки. Я тут сама справлюсь.

— Мам, — голос Себастьяна напряжён, как будто его душат. Когда я оборачиваюсь, мне кажется, что так оно и есть. Его мать всё ещё прижимает его к себе и что-то шепчет ему на ухо.

— Кэтрин, — произносит мужчина. Если голос Себастьяна показался мне холодным, то голос этого человека — просто арктический мороз. Он до сих пор не взглянул ни на меня, ни на мою семью, и, что более важно, даже не среагировал на присутствие Себастьяна. — Тебе не кажется, что этого уже достаточно?

— О, Эдвард, я просто счастлива его видеть. Я так горжусь им, — она отстраняется, похлопывая Себастьяна по щеке. Он вздрагивает. — Ты наконец-то взял себя в руки, не так ли?

Взгляд Себастьяна становится холодным, пока он смотрит на неё сверху вниз. Я чувствую, как он ускользает, словно солнце, скрывшееся за тёмными, тяжёлыми тучами.

Я не могу это объяснить, но просто знаю — он не может вернуться туда снова, что он этого не хочет. Прямо сейчас он окружён двумя людьми, которые сделали его несчастным, напоминая ему о несчастьях, о том, каким несчастным он был раньше. Но я тот друг, который знает, каким человеком он становится, живёт счастливой и здоровой жизнью, о которой мечтает, в окружении людей, которые дарят ему здоровье и счастье.

Я беру его за руку и становлюсь рядом с Себастьяном, протягивая его матери свободную руку.

— Я…

— Зигги, — тихо произносит он, притягивая меня ближе к себе и словно защищая. — Мой друг. Зигги, это моя мама, Кэтрин, и её муж, Эдвард.

Её муж. Он даже не называет Эдварда своим отчимом.

Я медленно выдыхаю, заставляя себя вежливо улыбнуться.

— Привет.

— Привет… Зигги, — Кэтрин переводит взгляд с меня на Себастьяна, но её внимание приковано к нему. — Милый, мы подумали, что могли бы поужинать с тобой прямо сейчас. Разве твои планы с… ними… — она бросает взгляд на мою семью, и на её лице появляется выражение тревоги, — не могут подождать? До другого раза?

Себастьян крепко сжимает мою руку. И тут я чувствую это. Он дрожит. Я сжимаю его ладонь, пока он не ослабляет хватку настолько, чтобы я могла переплести наши пальцы. Поглаживая его ладонь большим пальцем, я прижимаюсь ещё теснее. Я хочу утешить его так, как он утешал меня. Я хочу, чтобы он знал, что я здесь и никуда не уйду.

— Не сегодня, мам. Я даже не знал, что вы придёте. У меня уже были планы, и я не собираюсь их менять.

Это ложь. У нас не было никаких планов. Мамино приглашение было результатом спонтанной идеи, родившейся в конце игры. Но я всё равно улыбаюсь, потому что чувствую — Себастьян выбирает то, чего хочет, что делает его счастливым, что для него хорошо. Потому что вот эта ситуация, чёрт возьми, явно не хороша для него.

Выражение лица его матери становится холодным. Она шмыгает носом, опуская взгляд на свой кашемировый свитер, который натягивает до запястий.

— Ну, хорошо. Тогда в следующий раз…

— Зачем вы здесь? — спрашивает Себастьян.

Она, кажется, удивлена его вопросом, моргает, широко раскрыв глаза.

— Ну, это глупый вопрос…

— Не глупый, — говорит он тихо и терпеливо. — Это очень разумный вопрос, учитывая, что вы не приходили ни на одну из моих игр с тех пор, как…

— Ты стал для нас позорищем? — холодно произносит Эдвард. — Или, лучше сказать, ещё большим позорищем. Подумай о своём поведении, Себастьян…

Я вздрагиваю. Эдвард называет его Себастьяном. Эдвард — причина, по которой Себастьян ненавидит своё полное имя.

У меня сводит живот. Мне хочется плакать. Я называю его именем, которым пользуется этот подонок.