Ценный - Билли Блум

— Полу-пенсионер, — поправляет мама. — Он любил свою работу. Если бы он мог видеть тебя сейчас, Генри, он бы очень гордился твоей службой своей стране и тем, что ты делаешь для процветания своей общины.

Знакомый гнев снова вспыхивает, когда она говорит от имени моего отца. Я пытаюсь проглотить полный рот резких слов, но они все равно вырываются наружу.

— Ты бросила его в трудную минуту.

Черт, легкая улыбка, которая была на лице моей мамы, стерлась, сменившись жестким и хмурым взглядом. Я практически вижу, как напрягается каждый мускул ее тонкой фигуры. Большой палец Хлои слегка касается моей руки, и я опускаю взгляд на нее. Сделав вдох, чтобы успокоиться, я снова смотрю на маму.

— Прости. Я не хотел…

Она качает головой, прерывая меня.

— Нет. Нет. Все в порядке. Ты был молод, и мы никогда не говорили об этом.

Разговоры — это не то, в чем я силен. Это просто катастрофа. Я понятия не имею, с чего начать. Бедная Хлоя, она, должно быть, в ужасе. Я смело смотрю ей в лицо, но выражение у нее мягкое и заботливое.

— Я никогда не говорила тебе о настоящей причине моего ухода от твоего отца, и боюсь, что это причинило тебе много боли. Тогда многое происходило одновременно, и я не хотела отрывать тебя от него. Не тогда, когда его здоровье подводило.

На ее лице выражение глубокой скорби. Что за адскую банку я открыл. Я не уверен, что хочу слышать все это. Я хочу оставить прошлое в покое. Но с другой стороны, во мне разгорается любопытство. Что она знает?

В конце концов, я киваю, и она продолжает:

— Твои сводные братья… они не мои биологические дети.

Мое лицо искажается в замешательстве, пока я разгадываю смысл слов, сказанных ею.

— Значит, они…

— Твоего отца, — заканчивает она, кивнув.

Эта информация словно удар по моему нутру. Кажется, весь мир закружился. Я делаю единственное, что приходит мне в голову, чтобы успокоиться в этот момент. Я тяну руку Хлои к своему рту и целую ее.

Ощущение ее кожи на моих губах успокаивает, и я нахожу в себе силы продолжить разговор.

— У него была интрижка, — заключаю я.

Это не так уж и шокирует, если только я позволю себе вспомнить прошлое. Когда я был маленьким, я слышал, что мой отец был игроком. Он проводил время на вечеринках в особняке Playboy. Тогда я не понимал, что все это значит. Но теперь все стало понятно. Я не позволял себе думать об этих воспоминаниях десятилетиями, но все это всегда было рядом.

Моя мама терпеливо ждет, кивая, пока я размышляю.

— Что случилось с их матерью?

Моя бровь изгибается в замешательстве. Выражение ее лица меняется на выражение ужаса, цвет сходит с ее кожи. Мое нутро скручивается в предвкушении.

— Я не хочу, чтобы ты думал о своем отце иначе. В этом нет ничего хорошего.

Мое сердце разрывается на две части от ее слов. Неужели все это время она жертвовала моим представлением о ней, чтобы сохранить мое представление об отце.

Словно полярность на земле сместилась, мой древний гнев переключился на отца.

— Что он сделал? — выдавливаю из себя.

— Он не признал отцовство мальчиков. Их мать была… не тем человеком, с которым он хотел публично общаться.

— Расскажи мне, — призываю ей. — Пожалуйста.

— Она была молодой моделью, когда впервые приехала в Лос-Анджелес, но когда это не помогло, она стала работать в эскорте.

Я сжимаю руку Хлои, когда болезненная информация бьет мне в грудь. У моего отца был роман с проституткой, и он ее поимел. И испортил жизнь моей маме.

— Как долго ты знала?

Мамин рот складывается в плотную линию.