Без памяти - Алекс Джиллиан, Лана Смирнова (2024)

— Думаешь, я школьник, который не может отличить имитацию от истины, — усмехается Леон, однако, по его взгляду я осознаю, что смогла посеять сомнения в его самоуверенной голове.

— Ты не видишь дальше своего носа, из-за своей гордыни. И тут не увидел. А я больше не могу притворяться, и скрывать правду. После того, что я почувствовала сегодня… хочу, чтобы ты знал: мне не нравится ничего в тебе! Ни твои прикосновения, ни твоя близость, ни наш секс! Абсолютно ничего. Я не считаю тебя умным, не считаю тебя великим, как все эти женщины, что весь вечер пожирали нас взглядами…, иди к ним, если тебе так нужно быть для кого-то Богом! Моим Богом ты так и не стал.

— Что ты несешь, Тея? — грубо рычит Леон, обхватывая мои скулы.

— Что слышал, мать твою, — шиплю с агрессией, ощущая, как у этого извращенца стоит на меня, пока я его унижаю. Это пиздец, у него всегда на меня стоит…, чтобы я ни делала.

— Не Бог ты мне никакой. Хочешь, я тебя трахну? Сама поимею, как ты меня морально поимел сегодня, даже со мной не трахаясь?! — отчаянно целуя его в губы, я затыкаю фразу, которую он для меня приготовил. Обхватив каменный член ладонью, направляю в свое лоно, ощущая, как мышцы, будто только этого мгновения и ждали — муж наполняет и разрывает меня изнутри, и на эмоциях, я готова кончить от одного лишь ощущения его внутри.

— Тея, успокойся, сказал тебе. Тея, блядь, Тея! Тея…, — он пытается меня вразумить и слегка похлопать по лицу, чтобы отрезвить, но я обхватываю его за шею жестким захватом, и начинаю двигаться на его члене так, словно танцую бедрами на его вздыбленной плоти. Держу шею, словно стараюсь перекрыть ему кислород и танцую змейку, переходя на быструю тряску, и получаю дикое физическое удовольствие, когда его ладони врезаются в мои ягодицы, а с губ Леона срываются нечеловеческие, неудержимые стоны, разрывающие его грудную клетку. Он никогда еще так не стонал во время секса. Никогда, мать его, никогда.

Леон, кажется, вообще отлетает в космос, пока я двигаюсь на нем со всей яростью, словно наказывая и вымещая на муже всю боль, что он мне причинил.

— Получай, не Бог. Получай сполна. Я затрахаю тебя до смерти, идет? — хрипло рычу, ускоряя свои движения и двигаясь на нем так, чтобы моя грудь касалась его груди, а клитор непроизвольно терся о пах сотрясающегося в экстазе, мужа.

Черт, невыносимо смотреть на его лицо. Ему больно, ему сладко, и мне… мне тоже. Нас охватывает совместная агония, в которой мы, танцуя, сгораем до пепла.

— Черт, черт, черт, да…еще, еще, — кричу я, пока он стонет в мои губы, позволяя мне елозить на нем, словно древней жрице любви. Не понимаю, как мы оказались в этой точке…мы кончаем синхронно, с такими дикими звуками, которые наверняка слышны за пределами машины, даже несмотря на то, что она бронированная. — Господи, да-а-а-а-а, — я сотрясаюсь на нем, вращаю бедрами и наконец, замираю, обмякая в сильных руках Леона.

— Блядь, детка, — просто выдыхает Голденштерн целых пять минут спустя. Все это время он пытался отдышаться, прийти в себя. А я — понять, что мне со всем этим делать. — Охуеть можно. Меня так никто и никогда не трахал, — медленно, едва дыша, усмехается Леон. — И мне понравилось, — он вдруг становится ласковым, как слепой котенок. Льнет ко мне, нежно покрывая поцелуями лицо, нос, щеки, губы…я расплываюсь в ехидной улыбке, осознавая, что одержала победу.

Какой ценой? Но победу.

Так сказать, взорвала его мозг нестандартным подходом. Взорвала сердце.

Упираясь ладонями в его грудь, привстаю с него, и опускаюсь рядом, хотя ощущаю, что он по-прежнему не хочет меня отпускать.