Осмелься - Саммер О'Тул

Здесь так много крови. Сможет ли кто-то пережить такую потерю? От осознания того, что я вся в крови мертвеца, мне становится плохо. Я быстро встаю, головокружение грозит отправить меня обратно на пол.

Мне удается добраться до раковины в ванной, прежде чем меня начинает обильно тошнить. В основном это желчь и остатки коктейлей розового цвета. От вида того, как она бурлит, не в силах вытечь, меня снова и снова тошнит. Я бросаюсь к унитазу и отхаркиваюсь до тех пор, пока в висках не начинает стучать, а в горле — першить.

О Боже, Лохлан!

Я вдруг вспоминаю стук в дверь и Лохлана, выбегающего из комнаты. Мой мозг все еще работает как будто вполсилы, и на меня накатывает чувство вины за то, что я не была там, что забыла о нем, хотя бы ненадолго.

От ходьбы тело болит и знобит, как при гриппе, но я заставляю себя пересечь спальню. Я прижимаюсь к двери, прижимаясь ухом к дереву.

"А какой температуры было его тело?" Я слышу, как Лохлан говорит, его голос напряжен, но спокоен.

"Не знаю, чертовски холодное!" Тот, кто кричал раньше, снова кричит. Я узнаю голос. Это… Это… Черт. Я ни хрена не соображаю.

"Ладно, холодно, это хорошо". Лохлан снова заговорил. "А теперь скажи мне, тело было в полном окоченении?"

"Я что, похож на гребаного ученого?" — кричит мужчина, и даже за закрытой дверью я вздрагиваю.

"Кларк, послушай меня". Каденция Лохлана сдержанная и медленная. "Если тело было холодным и в полном окоченении, значит, он умер от восьми до двенадцати часов назад…"

"Это значит, что я разговаривал с тобой, когда его убили". Кларк произносит слова отрывисто, словно прикидывая их по кусочкам. "Где Стелла…"

"Не беспокойтесь о ней", — быстро вмешивается Лохлан. "Она рано ушла, перебрав, помнишь? Она подошла к нам, чтобы попрощаться". Подходила?

Не помню. Не могу вспомнить. Мой разум меньше похож на размытое пятно, а больше на черную дыру. Я пытаюсь вспомнить, что я делала в последний раз перед сном, но это похоже на борьбу с течением, и меня засасывает под воду каждый раз, когда я приближаюсь к чему-то осязаемому.

На полу у кровати я замечаю кучу незнакомой одежды. Я подбегаю к ней и вижу, что это пиджак от мужского костюма. Я переворачиваю его в руках, и мне на глаза попадается белый карманный квадрат. Я вытаскиваю его и разворачиваю. В ужасе я читаю три вышитых инициала.

Вскоре после того, как я нахожу платок с монограммой, я слышу, как закрывается входная дверь, и Лохлан стучится в мою. Он застает меня на полу, пиджак лежит у меня на коленях. Мой разум словно плывет в бездну.

Я не шевелюсь, пока он забирает у меня пиджак и запихивает его в мусорный пакет. Он заправляет локон мне за ухо и берет мое лицо в свои руки. В его голубых глазах нет ничего, кроме беспокойства, и по какой-то причине мне становится еще страшнее. Он знает, что я натворила.

" JBM", — хрипло произношу я. "Джеффри Бартоломью Маулдин. Я убила его, верно?"

"Ты его не убивала", — говорит он с законченностью.

Я так хочу ему поверить.

"Но ведь он мертв, разве нет?" Я тяжело сглатываю.

Он нежно поглаживает мою щеку большим пальцем. Это слишком успокаивает. Больше, чем я заслуживаю. "Нам нужно отвести тебя в душ. Хорошо, Реальта?"

Даже если бы у меня была эмоциональная энергия для борьбы, у меня нет физической энергии. Каждая часть меня, внутри и снаружи, чувствует себя истощенной. Усталость до костей. Тошнота была похожа на марафонский бег. Мои веки такие тяжелые. Я просто хочу… спать.

"Ты должна бодрствовать еще немного". Лохлан мягко касается моей щеки, и мои глаза открываются.

"Я так устала", — бормочу я.

Печаль — или это жалость? — затеняет его черты, а брови сходятся вместе. "Я знаю, красотка. Знаю".