Не жалея ни о чем - Ш. Фарнсуорт

На вход в клуб уже выстроилась очередь, но нас пропускают мимо нее после того, как Чейз что-то говорит вышибале.

— Согласно городскому законодательству, в клубах может быть полная обнаженка или алкоголь, — говорит он нам, сияя, как маленький ребенок в рождественское утро. — Это единственное место, где есть и то, и другое.

— Тогда в чем смысл законодательства? — Гарретт шепчет мне.

Я качаю головой и улыбаюсь, оглядывая интерьер клуба, пока мы проходим внутрь. Здесь еще темнее, чем в стейк-хаусе, вся мебель выдержана в различных оттенках черного, что создает таинственную, знойную атмосферу. Такое чувство, что здесь можно делать все, что угодно, и это останется тайной в тени, в чем и заключается суть.

— Вау, — выдыхает Мейсон, глядя вверх.

Я все еще злюсь на него, но следую за его взглядом.

Потолок высокий, клуб не двухэтажный, как кажется снаружи. Качели подвешены в двадцати футах над головой, блестящий металл мигает в свете ламп, а затем медленно вращается вокруг. На каждых качелях сидят женщины в нижнем белье, блуждающие огни освещают мелькающие участки кожи здесь и кружева там. Они двигаются в идеальной синхронизации с медленным, чувственным ритмом, льющимся из динамиков, ритмичным пульсом, который звучит как секс.

— Это должно быть незаконно, — говорит Гарретт. Но в его голосе слышны нотки восхищения, когда он наблюдает за гипнотическим зрелищем, которое отражается на лице каждого парня здесь. — Что, если одна из них упадет?

— Они прикреплены на ремни безопасности, — говорит Чейз. — Дон, менеджер, рассказал мне все об их мерах безопасности, когда я позвонил, чтобы зарезервировать места. Я не собираюсь быть отстраненным прямо перед плей-офф только потому, что я был в клубе, где умерла стриптизерша.

Мейсон хохочет. Гарретт закатывает глаза.

— Так рад, что ты правильно расставил приоритеты, братишка.

— Эй, я просто спрашивал. Давайте, этот угол — наш.

Мы все следуем за Чейзом вглубь клуба. Длинные кожаные диваны отделяют большую часть клуба, черные мерцающие струны, свисающие над ними, почти прозрачны, но не совсем.

Чейз ведет нас в одну из приватных зон. В центре комнаты стоит сцена с шестом, а в углу — барная стойка с барменом, готовым смешивать напитки.

Я опускаюсь на кожаный диван, который окружает сцену. Он на удивление удобный, намного мягче, чем кожаная мебель в моей гостиной. Я откидываюсь назад, стараясь не думать о количестве телесных жидкостей, которыми, вероятно, покрыта эта мебель.

Гарретт опускается рядом со мной несколько минут спустя, в то время как большинство других парней задерживаются у бара в ожидании, когда их обслужат. Похоже, он впервые выпил в качестве жениха.

— Веселишься?

— Вообще-то, да, — отвечает он. — Приятно расслабиться. Я рад, что ты приехал.

— Я тоже.

— Подожди, — говорит Гарретт. — По словам Чейза…

Я следую за его взглядом. Пять женщин с важным видом направляются к центральной сцене. Пять обнаженных женщин. На них только туфли на шпильках.

Чейз вскрикивает со своего места у бара. Ритм ускоряется и меняется, когда женщины впадают в хореографическую постановку, каждое движение целенаправленно и эротично.

— Черт. Я думал, Чейз пошутил насчет половины из плана, — говорит мне Гарретт, делая глоток чего-то, пахнущего как неразбавленная водка. Его взгляд прикован к брюнетке, крутящейся вокруг шеста. — Которую из них мне следует привезти обратно в отель?

Я пораженно смотрю на него.

Голова Гарретта поворачивается влево, чтобы посмотреть на меня, появляется ленивая ухмылка. Я почти уверен, что я единственный полутрезвый в группе. Кроме виски, которое я выпил в баре отеля, я не выпил ни капли. Но я не понимал, насколько пьян Гарретт, до данного момента.