Неприкасаемые - Дж. МакЭвой

— Попробуй еще раз. — Она перевернула страницу, но я не смог придумать, кто еще. Это не могла быть Коралина, она просто была слишком больна, Эвелин… Черт возьми, нет. Нил? Нет, он жаждал любви Лиама. Никто из семьи не предал бы нас вот так. Но, кто, черт возьми, мог быть так близко, Федель, Монте, Антонио… единственным человеком может быть…

— Ты знаешь, не так ли?

— Адриана. — Я ударилась головой о сиденье. Черт.

— К ее чести, она готова сделать для тебя все, что угодно. Все, что мне нужно было сделать, это рассказать ей правду, и она поняла то, чего не можешь ты. Ты не в безопасности. Она начала утаивать информацию, поэтому я напомнила ей, на кого она работает. Так грустно, что ее любимому пришлось умереть, потому что она струсила.

Это была моя вина. Как я могла доверять ей? Орландо всегда говорил мне, что люди лжецы по натуре, что друзья — это замаскированные враги, и никогда не принимай это на свой счет.

Как она смеет?

— Тебе больно.

— Нет, я в ярости и с нетерпением жду возможности всадить пулю в ее неблагодарное сердечко. — Откидываясь назад, я знала, что не смогу расслабиться, но мое тело больше не могло этого выносить прямо сейчас. Все, что я могу сделать, это закрыть глаза и строить планы. Ничто из того, что она сказала, не изменило моих чувств к ней. В тот момент, когда этот самолет приземлится, мне придется действовать. Быстро.

ГЛАВА 35

«Представьте, что вы пытаетесь жить без воздуха. А теперь представь что-нибудь похуже».

— Эми Рид

МЕЛОДИ

— Пять дней назад моя жена Мелоди Джованни Каллахан была похищена всего через несколько часов после рождения нашего сына. Я хочу ее вернуть. Она нужна моему сыну и мне. Моя семья и я предлагаем сто миллионов долларов за ее возвращение. Мел, если ты смотришь, я не сдамся. Я никогда не сдамся, пока ты не вернешься ко мне. Мы с нашим сыном скучаем по тебе и так сильно тебя любим…

— Я думаю, на данный момент этого достаточно. — Голос Авиелы задел каждый нерв в моем теле.

Моя ненависть к ней продолжала разгораться с каждым мгновением, проведенным в ее присутствии. Она выключила телевизор и поставила передо мной тарелку.

— Гигантские фрикадельки и спагетти. Твои любимые, верно?

Я просто уставилась на нее, не делая ничего, чтобы скрыть свою ненависть и отвращение к женщине, которая меня родила.

— Сто миллионов? Ты должна быть оскорблена. — Она заняла место на другом конце роскошного обеденного стола, прежде чем расстелить салфетку и бросить ее себе на колени. Она приковывала меня к каждому гребаному стулу, пока мы не добрались до этого места, которое, насколько я могу судить, находилось на пляже. Затем меня пересадили на инвалидное кресло. Последние два дня были больше похожи на риторику о том, как она пыталась спасти меня, как она сделала это только для того, чтобы защитить меня.

Я не знала, кого она пыталась убедить.

Все это время я думала, что она какой-то бессердечный вдохновитель, вечно строит козни, всегда на шаг впереди нас, потому что она была настолько хороша. Но я была неправа. Она была не в себе; я даже не была уверена, действительно ли она понимала, что делает. Часть ее все еще видела во мне ту маленькую девочку, которую она оставила посреди океана, в то время как другая ее часть понимала, что я выросла.

Я думала, что она сильная; я восхищалась ее упорством и ее тактикой добиваться того, чего она хотела, эффективно, но в тот момент, когда она заговорила о своем отце, Иване, она становилась слабой. Что бы он с ней ни сделал, это сломало ее. Она была у него на побегушках — его комнатная собачка, — и это вызывало у меня отвращение. Она была ничем не лучше подхалимов низкого уровня, которые работали на меня.