Искушенная дьяволом - Мишель Хёрд

Ее взгляд переходит на колени, затем она бормочет. — Точно. — Она ослабляет хватку на увядающей гвоздике, а затем добавляет: — Технически, он уже умирает.

Задержав взгляд на ее изящном лице, я спрашиваю: — Почему ты вышла на улицу в такой жаркий день?

Она снова переводит взгляд на меня. — У меня были дела. — Она возится с гвоздикой, и я не думаю, что она отдает себе отчет в том, что делает, когда начинает отрывать лепестки.

— И дела не могли подождать? — Теперь я задаю вопросы только для того, чтобы услышать мягкий тон ее голоса.

— Эм... — Ее пальцы двигаются быстрее, лепестки один за другим падают на ее колени. — Я всегда встречаюсь с отцом Паризи по вторникам, чтобы дать ему приготовленную еду и обсудить выпечку после мессы.

Конечно, она готовит еду для святого человека.

Она делает паузу, и ее язык высовывается, чтобы смочить губы, прежде чем она продолжает тараторить: — Я зашла к Розе в магазин, чтобы сказать ей, какую цветочную композицию подготовить к воскресенью, а сейчас мне надо в магазин за ингредиентами для канноли, которые мы будем подавать после мессы. — Наконец она замолкает, чтобы сделать отчаянный вдох.

Я нахожу ее бредни увлекательными и даже... милыми.

Тем временем гвоздика уже уничтожена, и когда она замечает это, то издает панический звук. — Мне так жаль!

Явно испугавшись, что я накажу ее за беспорядок в моей машине, она судорожно собирает лепестки.

Большой Рикки находит место для парковки у продуктового магазина, и я говорю. — Мы идем с ней.

— Что? — шепотом вскрикивает Виттория, ее широко раскрытые глаза потрясенно смотрят на меня.

— Это не обсуждается, — бормочу я, вылезая из внедорожника.

По правде говоря, я получаю слишком большое удовольствие от нашего маленького общения.

Я жду, пока Виттория вылезет, и когда кладу руку ей на поясницу, она чуть не выпрыгивает из кожи от испуга.

Я игнорирую ее реакцию, полагая, что она привыкнет ко мне, когда мы поженимся.

Большой Рикки идет где-то позади нас, когда мы заходим в магазин, и я хватаю тележку.

Виттория бросает на меня растерянный взгляд, но у нее не хватает смелости спросить, почему я присоединился к ее походу в магазин.

Все глаза устремлены на меня, и я чувствую, как волна страха прокатывается по проходам. Когда мы направляемся к отделу выпечки, люди разбегаются, чтобы уйти от нас, и Виттория нервно оглядывается на меня.

— Что тебе нужно? — спрашиваю я, чтобы она сосредоточилась на том, зачем мы здесь.

Она достает из сумочки клочок бумаги и, перебегая от одного ингредиента к другому, быстро собирает все, что ей нужно.

Когда мы подходим к кассе, женщина опускает глаза, сканируя все подряд.

Страх, который все эти люди испытывают по отношению ко мне, витает в воздухе. Это то, чего я добился своим трудом.

Это сила.

Когда Виттория достает из сумочки несколько долларов, я бормочу: — Я заплачу.

— Это для прихода, — говорит она, ее глаза полны неуверенности.

Я не повторяюсь. Никогда.

Не обращая внимания на ее замечание, я протягиваю кассиру свою черную безлимитную карту, чтобы оплатить скудные ингредиенты, которые даже не заполняют сумку для покупок.

Придется оформить карту для Виттории.

Пока платеж обрабатывается, я делаю мысленную пометку, чтобы не забыть.

Кассирша дрожит, как лист в на ветру, когда возвращает мне карту. Я убираю ее обратно в бумажник, пока Большой Рикки хватает пакет с покупками.

Когда мы выходим из магазина, Виттория бежит рядом со мной, шепча: — Спасибо. Я сообщу отцу Паризи, что ты за все заплатил.

— Ты ничего такого не сделаешь, — приказываю я.

— Но я не использовала деньги, которые он мне дал, — возражает она. — Он спросит, почему.

На мгновение я поражаюсь тому, что у нее хватает смелости спорить со мной.

— Тогда не говори ему, и оставь деньги себе, — бормочу я.