Лучше, чем навсегда - Селеста Брайар

Жидкость стекает из моих глаз ровными струйками, скапливаясь в ущелье рта, где слюна и мокрота склеивают мои губы. Мой учащенный пульс — это тревожная мелодия, бьющая по ушам. На моей коже выступает пот, и ледяной огонь, обжигающий мои внутренности, соперничает с холодным ознобом, ползущим вверх по позвоночнику.

Мне кажется, что я не могу дышать.

Я снимаю шлем, а затем начинаю срывать перчатки.

Мои руки отчаянно хватаются за горло, чтобы освободить сдавленные дыхательные пути. На мои глаза опускается плотная пленка расплывчатости, искажая все в поле моего зрения. Как будто все движется вокруг меня в замедленной съемке, и я не могу за ним угнаться, как бы быстро я ни двигался. Бристол превратился в абстрактное пятно на моей периферии, а слабый, искаженный тон, исходящий от него, говорит о том, что он разговаривает со мной.

Его голос звучит приглушенно, но его беспокойство ясно как день.

— Хейз, что происходит?

— Я… не… знаю, — задыхаюсь я.

— Черт, ладно. — Бристол закидывает одну руку мне на плечо и помогает подняться на ноги, проталкиваясь мимо выхода с катка, ведя меня по уединенному коридору.

Головокружение разрастается в моей голове, как атомный взрыв.

Он поддерживает меня руками, глубоко вдыхая и выдыхая, пытаясь заставить меня следовать его указаниям.

— Сделай вдох.

Я заглушаю мысли, проносящиеся в моей голове, достаточно долго, чтобы мое дыхание вернулось к нормальному ритму. Затем я прижимаюсь спиной к стене и сползаю вниз, подтягивая колени к груди. Я позволяю стуку собственного сердца успокоить меня, и считаю каждый удар, пока не могу сфокусировать взгляд на земле перед собой.

Охватившая тело паника успешно смыла жжение из моих глаз.

— Что это было?

— Думаю, у тебя была паническая атака, — отвечает Бристол.

У меня никогда раньше не было панических атак. Даже после смерти матери.

— Откуда ты знаешь, что делать?

Он потирает затылок.

— Я… эээ… у меня такое часто случалось, когда я был моложе. Обычно перед хоккейными матчами или тестами — в стрессовых ситуациях.

Почему я не знал? Мы с Бристолем дружим с третьего класса. Я такой дерьмовый друг. Я не последовал его совету, когда он дал его мне, и теперь все разрушилось у меня на глазах. Если бы я только послушал его.

— Слушай, я знаю, что сейчас все кажется безнадежным, но вы двое можете все исправить. Все можно исправить. Это всегда можно исправить, — настаивает Бристол, но его усилия не помогают утихомирить боль, бушующую внутри меня.

Когда Айрис ушла от меня, она неосознанно оставила во мне трещину. Трещину, которая со временем будет только увеличиваться. Трещину, которую, если не вылечить, заставит меня сломаться, потому что я не смогу выдержать тяжесть мира, обрушившуюся на мои плечи.

— Может быть, это не нужно исправлять, — признаю я, чувствуя, как чувство вины застревает в горле.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он.

Горе разливается по моему телу.

— Подумай об этом, Брай. Мы сошлись не на тех условиях. Она никогда не была моей, чтобы терять ее.

Мне кажется, что весь мой мир рушится на моих глазах. Я нахожусь по ту сторону зазеркалья, не в силах ни говорить, ни двигаться, наблюдая за тем, как лучшее, что когда-либо случалось со мной, медленно исчезает из моей жизни.

— У тебя есть шанс поступить правильно, Хейз.

Я с трудом обретаю голос.

— О чем ты говоришь?

Айрис не хочет меня видеть, и я должен уважать ее желание. Она ясно дала понять, что между нами все кончено. Но я даже не пытался бороться за нее… за нас. Я просто позволил ей уйти.

— Если ты действительно сожалеешь о случившемся — а я знаю, что ты сожалеешь, — ты должен показать ей это. Ты не можешь просто сказать ей. Ты должен показать ей, как много она для тебя значит, и заставить ее поверить в это. Ты должен вернуть ее.

ГЛАВА 39

Будильник века