Тщеславие - Виктория Лебедева (2002)

Челленджер сразу обозлился на Славу за что-то, известное только ему одному. Стоило только Славе появиться в дверях, как это непоседливое желто-зеленое существо, этот «золотой петушок» взвивался над Славиной головой и все норовил клюнуть в темя. Слава смешно отмахивался, но бравый попугай не сдавался и продолжал атаки.

Слава добирался наконец до моего стола и садился на край в опасной близости от подставки с паяльником, каждый раз рискуя прожечь себе брюки. Челленджер, считавший эту территорию исконно своей, поскольку на шкафу рядом стояла клетка, в которой его запирали по вечерам, еще на некоторое время с угрожающим криком зависал над Славой, подобный игрушечному вертолету, а потом успокаивался, усаживался на плечо и старался побольнее ухватиться клювом за тонкую мочку уха. Это не удавалось ему почти никогда, так как Слава обладал живейшей мимикой и поворот его стриженой головы был всегда стремителен и непредсказуем.

Я вежливо слушала Славины байки, вставляя, где удастся, поочередно: «да», «ага» и «конечно», а потом, чтобы поскорее избавиться от его общества, быстренько решала очередной пример.

У Славы была дурацкая привычка постоянно вертеть что-нибудь в руках, и в бездонных карманах его рабочего халата бесследно исчезали мои бокорезы, отвертки и пассатижи. По этой причине хождения «в гости» очень скоро сделались взаимными.

Минут через пятнадцать после Славиного ухода на свое рабочее место я недосчитывалась на столе какой-нибудь маленькой, но крайне необходимой вещицы, чертыхалась, вставала (Кубрик ехидно посмеивался) и шла в комнату соседней бригады за пропавшими инструментами. Слава смущенно извинялся, краснел и выворачивал наизнанку карманы, возвращая случайно унесенное. Женщины — а в отличие от моей бригада Барышниковой состояла по большей части из женщин — понимающе переглядывались и улыбались мне ласковыми материнскими улыбками. А однажды Барышникова, полненькая сорокалетняя брюнетка с глазами, начисто лишенными малейшего проблеска интеллекта, поймала меня за руку и заговорщическим тоном вопрошала:

— А что, Надюша, ведь Слава — хороший мальчик? Кажется, он симпатичный и порядочный?

Я зло отдернула руку и ушла к себе, ничего ей не ответив. Барышникова затаила обиду и вскоре составила план мести.

Дело в том, что Слава, человек от природы очень болтливый, приходя ко мне в начале перекура, никогда не укладывался в положенные семь минут, время его пребывания растягивалось как минимум на срок раза в три больший. И бригадирша заставила его писать объяснительные записки о причине отсутствия на рабочем месте в рабочее же время.

Это были трогательные, очень лиричные творения размером в одну тетрадную страницу, без единой грамматической ошибки и без единого знака препинания (если не считать точек). Они повествовали о том, как трудно живется студенту вечернего отделения и насколько необходима при подобной системе обучения взаимовыручка, в особенности если дело касается решения задач и составления чертежей.

Барышникова зачитывала эти литературные произведения остальным женщинам во время обеденного перерыва, потихонечку, пока Славы нет поблизости, женщины хихикали, а потом переходили к бурному обсуждению наших со Славой отношений, какими они могут сложиться впоследствии. Это мне Майоров рассказал — услышал как-то случайно, когда ходил в архив за схемами. Я расстроилась ужасно, даже Кубрик прекратил свои извечные издевательства по поводу Славы и стал меня утешать: «Да ладно, не обращай ты внимания на этих глупых куриц». Но я, к стыду своему, обратила. И про себя тихо возненавидела. Почему-то не их, а Славу.

Глава 3