Трэвис - Миа Шеридан

— Я стоял на этом выступе, ветер дул мне в лицо, вокруг меня не было ничего, кроме тишины, — сказал Берт, легко подхватывая рассказ. — Было раннее утро, и на моей тихой улице еще не проснулась ни одна душа. Внезапно какая-то птица начала петь. Самую милую песню, которую я когда-либо слышал. Мне казалось, что эта птица пела только для меня. Я вернулся внутрь, и мгновение спустя пение птицы стихло, и я услышал шелест крыльев, поднимающихся обратно в небо. — Его глаза наполнились слезами, как будто он услышал это прямо сейчас. — Она спасла мне жизнь, — тихо сказал он. — Спасла мне жизнь.

Несмотря на странность всей этой ситуации, я почувствовал, как у меня в горле образовался небольшой комок.

— Берт до сих пор не определил, что это была за птица, — добавила Бетти. — Но когда-нибудь он это сделает, — тепло сказала она.

Берт улыбнулся в ее сторону.

Еще там была трехногая кошка, развалившаяся на пуфике, потому что, конечно, почему бы ей там не быть.

— Это Клавдия. К-Л-А-В-дия, — произнесла Бетти, хихикая, когда она, очевидно, заметила, что я смотрю на кошку. — Понял? К-Л (Clawdia — claw — коготь).

— Я понял, Бетти, — заверил я ее. — Это… умно.

Полный дом эклектичных неудачников. И теперь я был одним из них.

Бетти повернулась и заговорила с Клариссой, поэтому я слегка наклонился к Хейвен.

— Под моим окном есть могила.

— Я знаю, — сказала она. — Я увидела ее несколько дней назад, когда шла на пристань. Бетти говорит, что там похоронен старый амбарный кот. — Она сделала паузу, и мои плечи расслабились. Бетти сказала мне то же самое. — Хотя кто называет кота Бобом Смитерманом?

— Этот самогон становится лучше с каждым стаканом, — сказал Берт, отвлекая мои мысли от предполагаемого амбарного кота по имени… Боб?.. Смитерман?.. с огромным надгробием под окном моей спальни. Может быть, мне стоит позже проверить базу данных полицейского управления и выяснить, звали ли покойного мужа Бетти Боб.

Крикет кивнула.

— Так и есть. Хотя, конечно, то, что он не сделан в унитазе, означает, что ему чего-то не хватает.

— Мы все благодарны за это, Крикет, — отметила Хейвен.

— Ты так думаешь? — спросила Крикет, поворачиваясь к ней. — Но я говорю тебе, что вкус намного лучше, когда избыток бактерий способствует процессу брожения. — Она постучала себя по голове. — Тюремная наука.

— Тебе следует написать об этом книгу, — предложила Кларисса, понимающе подмигнув ей.

— Я пишу, — ответила Крикет. — Она почти закончена. Хочешь прочесть?

— Боже, нет.

Крикет рассмеялась, хлопнув себя ладонью по колену.

— Нужно иметь жесткий характер, чтобы искать определенные формы знаний. Хотя у некоторых нет выбора. Знание вещей, о которых никто не хочет думать, находит их, — сказала она.

Это показалось мне правдой и мудростью. Мы все обладали неприятными истинами, основанными на том, куда привела нас жизнь и с чем мы столкнулись, будь то лично или профессионально. Большинство людей не упоминали такие темы во время светских раутов. Большинству людей не нравилось думать об этих вещах даже наедине с собой.

Например, я. В памяти всплыл случай с утопленником, на который я приехал много лет назад, то, как мать пятилетней жертвы выкрикивала его имя, пока ее голос не стал лишь хриплым шепотом. А потом в памяти всплыл гроб, посмертный макияж на лице отца, то, как я мысленно звал его, умоляя вернуться. Как я до сих пор иногда представляю его, даже на небесах, пытающегося улыбнуться сквозь весь этот грим.

Рядом со мной лицо Хейвен стало странно пустым, как будто она тоже переживала болезненные воспоминания. Я хотел знать, о чем она думала. У меня возникло странное желание взять ее руку в свою.

Я сделал еще один глоток самогона, на этот раз большой глоток.