Непогода - Диана Ставрогина

Я не знаю, зачем мне ехать в его родной город. Зачем знакомиться с его мамой практически накануне развода.

Тем не менее я понимаю, что не в силах сказать «нет». Словно мне вдруг предоставился шанс закрыть древний-предревний гештальт и упускать его – грехоподобно.

– Вера, – зовет меня Антон, и я медленно оборачиваюсь назад. – Я хочу, чтобы мы поехали вместе, – говорит он сухо, всматриваясь в меня серьезным взглядом. – Пожалуйста.

Я замираю.

В ушах равномерным повторяющимся шумом пульсирует кровь и эхом резонирует обрывистое «пожалуйста». Утвердительный кивок получается чуть дерганым.

– Хорошо.

– Спасибо.

Я вновь двигаю головой вниз и затем вверх. Впрочем, Антон вряд ли замечает мой жест: паркет под его ногами, очевидно, крайне интересный для изучения объект.

Мне неспокойно, и с каждым ударом сердца волнение нарастает, перевоплощаясь в чистую панику. Я не знаю, не знаю, зачем делаю то, что делаю.

Не знаю, почему не сказала Антону ни слова о том, что повторное судебное заседание по поводу расторжения нашего брака состоится через четыре дня.

Может быть, потому что сейчас, на утро после смерти его отца, напоминать о подобном неуместно.

Может быть, потому что я и сама не хочу об этом помнить.

Глава 30

Поздним утром следующего дня они приезжают в его родной город. За пару минут пути от дверей местного аэропорта к машине такси Веру и Антона насквозь продувает ледяной ветер, крупный снег оседает на волосах и ткани верхней одежды, успевает нагло забраться под края воротников и рукавов, обжигая кожу холодом. На улице ужасная видимость, и движение на трассе медленное и сложное; в дороге до дома они проводят почти час вместо ожидаемых тридцати минут.

Им попадается на удивление идеальный таксист: вежливый, молчаливый и, похоже, обладающий хорошим музыкальным вкусом: тихий джаз, заполняющий салон автомобиля, – их единственное спасение от плотной, угнетающей тишины. Уже около суток они ограничиваются только самыми необходимыми репликами – никаких легких, несущественных фраз.

Антон не знает, жалеть ли о случившемся прошлым утром по его воле поцелуе. Даже в гипотетических рассуждениях ему не хочется лишать себя тех ощущений, что на несколько минут затмили и скорбь по отцу, и ставшую уже привычной неустроенность, тяжело осевшую в груди.

В такие минуты, как сейчас, когда он вдруг задумывается о жизни, обо всех событиях и переменах, что произошли с ним за последний год, ему кажется, что от прежнего Антона Вьюгина мало что осталось. Странно, но вспомнить себя без Веры, до нее – поразительно трудная задача. Чем чаще и упорнее он старается, тем хуже у него выходит.

Едва заметно покосившись влево, он молча наблюдает за Верой. Взглядом обводит абрис ее профиля, пока она смотрит в окно, где нет ничего, кроме снежной пелены. На миг Антону представляется иная картина: он едет в этой же самой машине один, – и впившееся в него тут же чувство потери ошеломляет.

Он моргает и вид перед ним восстанавливается: Вера все еще здесь. Медленно Антон выпрямляется на своем месте, насилу расслабляя мышцы, и возвращается к созерцанию белого полотна дороги. Бесконтрольное содержимое собственной черепной коробки его пугает.

Вскоре они въезжают в хорошо знакомый ему двор. Со стороны Веры наконец раздаются звуки: шуршит ткань пуховика, раскрываются «молнии» кармашков на сумке.

– Мы на месте? – спрашивает она с сонной хрипотцой в голосе.

Антон кивает и оборачивается:

– Да, следующий подъезд.

– Хорошо.

Машина останавливается. Попрощавшись с таксистом, они вновь ненадолго попадают в метель. Теперь, после часа поездки в созданной жаром обогрева духоте, снег и ветер воспринимаются иначе: свежо и бодряще.

– Заходи. – Дверь подъезда Антон открывает своим ключом.

На лифте они поднимаются на нужный этаж и спустя десяток шагов на двоих оказываются перед квартирой.