Княжна - Кристина Дубравина

Бек, наблюдающий за стервой, за подстилкой Пчёлкина, так и осел на место своё. Сестрица Белова, сраная «фрау Князева» сияла начищенным пятаком, готовая не сейчас, так через миг пуститься в танцы на костях — знает, конечно, знает, что её «друганы» намутили…

Телефон, на который только-только позвонил младший лейтенант Назаров и шепотом злобно-охеревшим поведал Беку о явно не случайном возгорании паба у черты города, пикал в ладони часто-часто. И с каждым «пип»-ом у наркодилера кулак сжимался так, что удивительным было, как трубка не раскрошилась на мелкие детальки.

Что ты, сучка бандитская, только сделала?!..

Бек скинул вызов, идущий вникуда. Сделка, которую думал сегодня, вопреки указу немца в «Софиты» не соваться больше, завершить именно в подсобных помещениях театра, больше не интересовала. Стала вдруг отвратительной. Такой же мерзкой, какими были хлопки гостей и взмахи рук Князевой, эти овации принимающей.

Сука… Ну, какая же сука!

Захотелось трубой бросить в сторону балкона, попасть прямо по виску шмаре, за которую у Бека всех людей постреляли, порезали и задушили, как собак на скотобойне. Да так кинуть, чтоб у неё рассечение было, как минимум, чтоб подстилка Пчёлы запнулась, полетела бездыханной тушкой на партер, ломая кости и не слыша криков перепуганного хахаля.

Да… Идеально бы было…

Он подобрался. Мысли напомнили куб самой элитной наркоты, какой торговал, какой сам баловался, и оживила быстрее любого легализированного анальгетика. Будто оплеуху Беку дали, горячей злобой ускоряя циркуляцию крови.

Дилер поднялся на короткие толстые ноги, какие от вести о гибели Жука, Кроны, остальные людей его, отказывались держать тело Бека. Его качнуло, как на палубе «Титаника»; Бек чуть тёлку в блестящем платье в пол не сбил в попытках опереться о стены.

Он ушёл, не слыша возмущений чьей-то шлюхи за собственным дыханием, что давалось с тяготой, какую познать мог только человек утопающий.

Не жить тебе, фрау Князева.

Витя поправлял на плечах Аниных укороченный жакет. В ложе для «особо почтенных» никого, кроме них, не осталось — два молчаливых немца ушли сразу после того, как труппа поклонилась, и не стали возвращаться на звуки возобновившихся оваций, Карла с Вагнером тоже покинули балкон меньше минуты назад.

Фрау фон Кох старательно пыталась задержаться, чтоб поведать Анне — быстро-быстро, оттого и непонятно — об эмоциях, и без того написанных на лице немки. И только девушка, все ещё оглушенная овациями, приготовилась слушать, старательно вникать в поток беглого немецкого, гендиректор коротко поцеловал ладонь Князевой в более, чем прозрачном намёке. Объявив завтрашний день свободным, Кристиан подругу студенчества увёл в сторону двери, ведущую в коридор с обилием частных залов.

Анна за ними бежать не торопилась. Она лишь в радости от пустоты балкона в лицо Пчёлы смотрела. Упиваясь, как нектаром, близостью Вити, которой некого было смущать, спокойствием и успешной премьерой, Аня хотела этот миг во всех проявлениях запомнить. Чтоб потом воспроизвести заново в памяти всё — от взора Пчёлкина до запаха бархата сидений. Как на кассету записать.

Аплодисменты стихли, но продолжали в голове у девушки эхом отскакивать, отчего у Князевой глаза были будто чуть затуманены.

— Голова тяжелая, — проговорила в почти натуральном опьянении Князева и ладонями прижалась к прессу Пчёлкина. Подвздошная вена мелко поднималась и опускалась под пальцами, когда Аня почувствовала на лбу приятно-сухие губы Вити и поправилась: — Но в то же время лёгкая такая…

— Приятная усталость, Анюта, — пояснил ей Пчёлкин. — И совершенно ясная. Всё отлично было.

Она почти задала вопрос из разряда: «Тебе понравилось?», но в последний момент прикусила язык. Витя ей дал понять, что доволен очень остался, разными формулировками это Ане сказал.