Княжна - Кристина Дубравина

Пролог

Май 1991

Солнце висело над Москвой, которая совсем скоро могла потерять покой, имеющий сейчас. В прибалтийских республиках уже вовсю шли разговоры про попытки стать независимыми, про мечты уйти от коммунистического развития общества, к которому двигался весь остальной Союз, и «великие умы» Запада уже дали название этому балтийскому сопротивлению. Дядьки, политики из заграницы, гордо называли действия Латвии, Литвы и Эстонии началом «Парада Суверенитетов».

— Они хоть знают, что это слово-то означает? — фыркнул в раздражении Пчёлкин и потянулся рукой к радио, играющему в машине Белова. Саня новости о политике не любил, они его не особо интересовали, но в тот день, когда май близился к концу, он всё-таки руку Вити перехватил и отбросил в сторону от магнитолы. Пчёла обернулся, нахмурил светлые брови:

— Ты чего, Белый?

Саша лишь приставил палец к губам, приказывая другу сидеть тише воды, ниже травы, и сам затих. Витя на него посмотрел, словно у Белого температура была под сорок градусов, но быстро вытащил из внутреннего кармана пачку сигарет «СаМец», которые курил ещё со школьной скамьи, тайком от строгой Инны Геннадьевны, которая обещала матери Пчёлкина о вредной его привычке рассказать.

Интерес к рассказу о бунтах в Прибалтике угасал, развеился дымом — примерно таким же, какой шел от тлеющего кончика его сигареты.

А вот Саша сюжет дослушал. Покачал головой, когда услышал о каких-то жертвах, погибших при сопротивлении милиции, и только после этого переключил радио на кассету «Кино». Потом Белый завёл машину, свой новенький чёрный «мерс», и выехал на дорогу, кольцо которой приводило прямо к «Домодедово».

Саня протянул Пчёлкину свою незажженную сигарету. Витя привычно поделился огоньком.

— Куда едем хоть, Белый? Перетереть с кем надо? — спросил Пчёла и в выразительном жесте размял кулаки так, что костяшки хрустнули. Саша с усмешкой затянулся, перестроился в левый ряд.

— Попридержи свой пыл, Пчёлкин, — кинул ему Белов. — Сейчас всё тихо. Просто со мной скатаешься.

— Так куда? — спросил снова Витя, заметив вдруг, что Саня на вопрос его основной так и не ответил. Пчёлкин стряхнул пепел с сигареты на дорогу, полоса которой под колесами автомобиля бежала уж очень быстро, и усмехнулся: — Прибалтам решил помочь, что ли?

Белый вдруг серьёзно поджал губы. Переключил передачу.

— В каком-то смысле.

— Что, в Таллин едем? — хмыкнул Витя. Обернулся назад, словно в ряду за ними надеялся увидеть машину, что была только у двух людей в этом мире: у Коса и у Майкла Джексона.

— Артура на Фила и Космоса оставим?

— На часик-другой только если.

Белый усмехнулся, прибавил громкость, когда в салоне заиграла «Пачка сигарет» — одна из любимых песен всей бригады. Витя посмотрел на Сашу, словно ждал, когда он всё-таки пояснит, куда они едут, каким образом эстонцам собирался помочь. Даже подпевать не захотелось в тот миг.

Пчёлкин расстегнул верхнюю пуговицу пальто — неудобно было в новых шмотках, совсем не похожих ни по виду, ни по стоимости на его предыдущую одежду, представляющую из себя сплошные ветровки, растянутые джинсы да майки. Но Кос уверил бригаду всю, что надо своим стилем статусу соответствовать. И Пчёла теперь щеголял по району, по «делам» в пальто да рубашках с жилетками.

Правда, иногда становилось очень уж неудобно и жарко в этой многослойной мишуре. Как, например, в мае девяносто первого, когда они с Белым ехали один чёрт знает куда.

Витя затянулся снова «СаМцом» и повторил:

— Ну? Белый, может, ты меня на смерть везёшь?

— Типун тебя, Пчёла, — нахмурился Саша и рукой свободной дал другу хороший подзатыльник, от которого с кончика сигареты бригадира на коврик авто упал пепел. Они оба прыснули со смеху; Витя смахнул прогоревший табак и обернулся к Белому, который наконец рот раскрыл и пояснил:

— Я, если ты вдруг забыл, Пчёлкин, женюсь.