Клянусь этой жизнью - Рене Карлино

Мы не всегда были друзьями. Сперва он казался мне обыкновенным вонючим мальчишкой с грязными ногтями и лохматыми волосами, лезущими в глаза. Раньше я не слышала от него чего-то более содержательного, нежели «Да, мэм» и «Нет, мэм». Он плелся за мной по пыльной дороге, где нас приветствовала мисс Билс. Мы садились в желтый школьный автобус округа Ферн, чтобы ехать до школы в течение полутора часов. Я всегда садилась на самое первое сиденье, а он шел прямиком к заднему.

Проезжая через город, мы подбирали целую кучу детей, по крайней мере, штук тридцать, всех возрастов, но двое, которых я хорошо помню, помимо Джекса, были засранцами чемпионского класса. Я могла бы поспорить, что Майки Макдональд, щеголявший короткими светлыми волосами и широкими штанами, мечтал превратить мою жизнь в ад.

— Эмерсон? Это что ещё за имя? Оно же для мальчика!

Я закатила глаза и попыталась игнорировать его. Так уж вышло, что у меня не было шанса поинтересоваться, какие именно наркотики курили мои родители в тот момент, когда придумывали мне имя.

К третьему классу у Майки появился приятель, Алекс Дункан. Что бы я ни держала, они, проходя мимо и пытались выбить это из моих рук, а затем садились на сиденье позади меня в автобусе и мучили всю дорогу до дома.

— Может быть, ты когда-нибудь выйдешь замуж за книгу, Эмерсон-книжный червь? Ха-ха, Книжный Червь. Это может быть твоей фамилией.

У Алекса было огромное родимое пятно на кончике носа, из-за чего казалось, что он нюхает дерьмо. На протяжении длительного времени все свои обиды я держала при себе, но все изменилось в четвертом классе. Фабрика была закрыта уже около года, денег не было, и мой папа целыми днями пил и слушал радио. Голоса ведущих стали для меня более родными, чем голос собственного отца. Он замкнулся в себе. Перестал разговаривать. Стал грубым, и поэтому… мама ушла. Она оставила меня с ним одну, и у меня даже не было брата или сестры, чтобы разделить с кем-нибудь эти переживания.

Все меняется, когда мужчина не может оплатить еду. Некоторые мужчины находят способ свести концы с концами, чего бы это ни стоило. А некоторые — слишком горды, чтобы заметить, как их жизнь рушится у них на глазах. Мой отец был работником бумажной фабрики в третьем поколении, как и папа Джекса. Это было единственное, что они знали и умели.

После долгих лет издевательств от Майка и Алекса, мое терпение лопнуло в момент, когда тихий, сдержанный Джекс решил присоединиться к их мальчишескому идиотизму.

Я всегда следила, чтобы у меня была чистая одежда и умытое лицо. После того, как ушла мама, отец начал тусоваться со Сюзан, женщиной, работавшей горничной в соседнем отеле. Она одевалась не как горничная, но всегда приносила нам маленькое мыло из гостиничного номера, так что я считала ее горничной. Мне приходилось использовать дешевое мыло из отеля для всего, включая мытье волос, поэтому, естественно, через несколько недель мои упругие каштановые кудри превратились в дикий беспорядок. Дети в автобусе стали называть меня Медузой. Но я не была такой уж страшной.

В обычный влажный июньский день Джекс последовал за мной по дороге и занял свое обычное место позади. На полпути Майки и Алекс позвали Джекса, чтобы тот подошел и сел с ними. Они начали хихикать за моей спиной.

— Ты что, совала пальцы в розетку, Медуза? — сказал Алекс.

— Если я дотронусь, они меня укусят? — насмехался Майки.

— Ага, клёвые волосы, — сказал Джекс.

Повернувшись, я бросила на него злобный взгляд.

— О, как мило, Фишер. Очень оригинально. Лучше помалкивай, а не то я все расскажу твоему отцу. — Мне было наплевать на остальных мальчишек, но я не собиралась терпеть это дерьмо от соседского ребенка. Он не ответил — лишь посмотрел на меня и слегка прищурился. Явного оскорбления от него не последовало, мне даже показалось, что ему поплохело. Он не сводил с меня глаз, что было вполне нормальным для четвероклассника.