После долго и счастливо - Хлоя Лиезе

Я стою, мысленно слетая с катушек, пока его слова откладываются в сознании, а перед глазами мелькают бесчисленные моменты нашей недавней интимной жизни.

Как часто Эйден давал, но не просил, как часто он мягко перенаправлял меня, когда я тянулась к нему. Как часто я получала три великолепных оргазма, и уже засыпая в его руках, сонно подмечала, что он не испытал ни одного. И во мне зарождалось семя подозрений, болезненное и чужеродное. Что, если я его больше не привлекаю? Что, если он хочет другую? Что, если он не хочет меня, но… потакает мне?

Теперь я понимаю, что дело не в этом. Вовсе не в этом.

Я обнимаю его в потрясённом молчании, и в ушах у меня так сильно звенит, что я даже поражаюсь, что слышу его шепот:

— Прости, Фрейя. Прости, что я скрыл это от тебя. Мне так жаль, что моя реальность теперь такова. Но я уже сходил к доктору, и это не физическое, а психологическое. Ну то есть, ты же видела, что случилось той ночью, что мы смогли разделить, пока были в отпуске. Это возможно, но чаще всего на это требуется время и расслабление и… — он тяжело вздыхает, мягко целуя меня в живот. — Я не позволю, чтобы это помешало нам завести семью, я обещаю…

— Эйден, — я опускаюсь на колени и обхватываю его лицо, глядя ему в глаза. — Я тебя люблю.

Он моргает, опуская взгляд, и я крепче сжимаю его лицо.

— Посмотри на меня, — шепчу я. Он медленно поднимает глаза. — Мы найдём способ пройти через это. Как любовники. Как семья. Пожалуйста, пожалуйста, пойми, что моя грусть сейчас вызвана лишь тем, что ты тащил это всё на себе, тогда как я могла бы разделить это бремя с тобой.

— Я хочу завести с тобой семью, Фрейя. Я обещаю.

Я улыбаюсь.

— У тебя уже есть семья со мной.

— Ты поняла, что я имел в виду, — говорит он. — Я не хотел тебя разочаровывать, потому что я знал, что бы ты сделала. Ты бы сказала, что мы можем повременить с ребёнком, хотя я знал, как сильно ты хотела ребёнка… и я тоже хотел ребёнка. Это так сильно сбивало с толка. Иногда я просто чувствовал себя онемелым, будто не мог среагировать, даже если хотел тебя, даже если хотел лишь близости. В другие разы я начинал, а потом какая-то дерьмовая мысль вторгалась в мою голову. А временами я просто не мог… закончить.

Он утыкается лицом в ладони.

— И всё это сделало невозможным зачатие. Так что я сосредоточился на всём остальном, что подготовило бы нас к ребёнку, и я надеялся, что найду какой-то способ исправить. Я не мог придумать, как сказать тебе правду, но так, чтобы защитить тебя от боли этой правды.

Я обвиваю его руками и целую в щёку, мокрую от моих и его слёз.

— Мне так жаль, Эйден.

— Почему? — хрипло спрашивает он. — Это не твоя вина.

— Эйден, мы сделали это, мы оба. Этот извращённый танец из вечных попыток исправить себя и защитить друг друга от тех частей, что исправить не получалось. Мы оба это делали. Ты скрывал свою тревожность, своё раздражение из-за твоего тела. Я притупляла себя, скрывала от тебя свою боль. В эту игру всегда играют двое, чем мы и занимались. Но больше не будем.

Его глаза удерживают мои.

— Хотелось бы мне, чтобы всё было не так.

— Знаю. Но мы найдём способ пройти через это вместе, — я прижимаюсь своим лбом к его. — Обещаю.

Я не говорю ему, что мы всё исправим. Или что это неважно. Потому что я не буду давать обещаний или приуменьшать, что это означает для него или для нас. Потому что теперь я знаю, что не надо. Я выучила, что любовь устроена не так.

Я поняла, что мера любви — это не то, насколько вы оба «в порядке», и не то, как быстро вы отбиваете всё, что швыряет в вас жизнь. Истинное испытание любви, мера её силы — это храбрость быть честным, готовность посмотреть в глаза самым сложным моментам и сказать «Даже если тут ничего не поделаешь, хотя бы у меня есть ты».