После долго и счастливо - Хлоя Лиезе

Это изумительно, бл*дь.

— Она всегда гонялась за эндорфинами, — пыхтит папа, и его рвение начинает угасать. Мы все оборачиваемся и тоже потихоньку сбавляем скорость, пока не останавливаемся на широком участке тропы. — Когда ей было три, она заставляла меня засекать время её спринтов по заднему двору и считать её отжимания. Я выполнял свои упражнения в рамках физиотерапии, а она делала их со мной. Говорила «Давай, папа, не сдавайся!» — папа тихо смеётся, промокая лоб. — Я бы не мог халтурить с физиотерапией, даже если бы захотел.

Я чувствую, что краснею.

— И так Фрейя влюбилась в физиотерапию, — тихо говорит Эйден, задевая мою руку костяшками пальцев.

— Уууф, — стонет Уилла. — Что со мной стало? Я только что прослезилась, — она поворачивается к Райдеру. — Я теперь официально мягкотелая?

Райдер улыбается и гладит её по щеке.

— Да давно уже.

— Вот блин, — ворчит она.

Мама улыбается и кладёт руки на свои бёдра, делая глубокие вдохи.

— Она говорила «Я хочу быть сильной, совсем как папа». Он тогда был в очень хорошей форме.

Папа хмурится.

— Прошу прощения, жена. Был?

Мама смеется, и её хрипловатый голос так похож на мой, контрастируя с тишиной на тропе.

— О, извини, пожалуйста. Был. Есть. И всегда будешь.

— Вот так-то лучше, — папа откручивает крышку и передаёт ей флягу с водой, затем наблюдает, как она пьёт, и жестом побуждает продолжать. — Побольше, Элин.

Она закатывает глаза и пьёт ещё. Опустив бутылку, мама вытирает рот и вздыхает.

— Что ж. Ваш отец готов к этому походу, но этот протез — нет. И я начинаю уставать. Готов возвращаться, Алекс?

Папа улыбается.

— Конечно, милая. Кто-нибудь ещё готов пойти с нами?

Аксель отрывает взгляд от листвы деревьев, на которую он молча смотрел.

— Да, я с вами.

— Я тоже, — отзывается Рен, держа рукой телефон в кармане. — У меня не ловит связь, и это заставляет меня нервничать. Хочу вернуться к Фрэнки.

Мама посылает всем нам воздушный поцелуй.

— Я люблю каждого из вас. Будьте осторожны, — говорит она всем нам, затем они с папой разворачиваются и начинают спускаться.

Когда они все уходят, Уилла поворачивается и говорит:

— Ладно, давайте пошевеливаться. Это весело и всё такое, но пляж так и манит меня.

Райдер протягивает руку, и она берёт его ладонь.

— Пошли, Солнце.

Когда я поворачиваюсь, чтобы тоже присоединиться, моя нога скользит. Прежде чем я успеваю взвизгнуть или схватиться за верёвку для опоры, руки Эйдена оказываются на моей талии, крепко сжимая меня и поддерживая.

— Всё нормально? — тихо спрашивает он.

Жар от его крепкой хватки опаляет мою кожу. Я сипло сглатываю.

— Д-да.

Зигги проносится мимо нас, Оливер и Вигго следуют за ней, как обычно пререкаясь из-за чего-то.

Я страдаю на острие томления. Потому что шарады затянулись на долгие часы, и все мы были немного навеселе. Потом мы с Эйденом сонно почистили зубы, и заснули, целуясь и обнимаясь в постели. А потом я проснулась, ожидая продолжить с того же места, но нет, Райдер уже колотил во все двери и требовал вставать, чтобы не пришлось идти в поход по самой сильной жаре.

— Ты кажешься отвлечённой, — говорит он. — Что случилось?

— Ничего такого, что не исправит поход с моими братьями, — бормочу я.

Эйден откашливается в кулак.

— Поверить не могу, что мы вчера заснули.

— Вот именно! Нам сколько вообще лет?

— Ну, у тебя нет оправданий. А мне, однако, уже под сорок, — говорит он.

— Ой, я тебя умоляю. Тридцать шесть — это не под сорок.

— Я уверен, что математика — это моя стезя, Бергман, — он мягко шлёпает меня по заднице и проходит вперед, одаривая ослепительной улыбкой. — Тридцать шесть округляется до сорока.

Я трусцой догоняю его.

— Ненавижу, когда ты так делаешь.

Он наклоняется и понижает голос.