Его трудное счастье - Таша Таирова

— Я знаю, — согласно кивнул Вегержинов и встал: — Завтра Валька возвращается. Что-то не нравится мне его новое руководство, голову даю на отсечение — уйдёт Валентин из армии. Помяни моё слово, не в его характере терпеть то разпиздяйство, что сейчас устроили. Отец говорит, что с их новым начальником ни о чём нельзя говорить, такое впечатление, что он вообще ни черта в медицине не понимает. Этакий военный хитрожопый экземпляр. Ему важно, чтобы форма была наглажена и тротуар подметён. Он первым делом у Валентина спросил, сколько коммерческих договоров его отделение заключило. О как! А раненые, которые после Валькиных операций на ноги встали, — херня! Ладно, меня Лена с Павликом ждут, пойду я. Люд, мы тут посовещались и решили охрану в вашу школу направить, а со временем сделать это на постоянной основе. Так что ты не бойся, мы Мишутку в обиду не дадим.

Люда резко обернулась и улыбнулась, кивая и стараясь унять непрошенные слёзы. Миша же широко зевнул и привалился к маме. Первый день учёбы, новые впечатления и непонятные разговоры взрослых утомили его. Пора спать… Завтра в школу…

* * *

Валентин стоял посередине кабинета начальника департамента и слушал генерала, чуть склонив голову набок. Интересно, на кой хер он это ему говорит? Или пытается спровоцировать его? Так мы уже стольких начальников пережили, что нам уже всё музыкально, как говорится. И жизнь у нас как музыка! То в бубен, то по барабану.

— Ты понял, полковник?

Валентин поднял одну бровь и тихо сказал:

— Понял, товарищ генерал.

— Что ты понял?

— Что вас совершенно не интересует судьба и дальнейшая жизнь наших раненых и больных.

Генерал открыл рот, лицо его покраснело, он медленно поднялся и упёрся кулаками в стол:

— Ты как со мной разговариваешь? В войска захотел? Так я это тебе быстро устрою! — заорал он и стукнул кулаком. — Ты с кем тягаться решил? Да я тебя…

Валентин усмехнулся и спокойно ответил, глядя орущему начальнику прямо в глаза:

— А я начинал в войсках и знаю, что это такое, в Югославии год с войсками отмантулил. Я пережил развал СССР, реформы Гайдара, прихватизацию Чубайса, перевыборы Ельцина в девяностые — вы меня чем, блядь, напугать хотите?

— Ты что себе позволяешь?

— Пока ничего. Но служить под вашим началом я не буду. Завтра же напишу рапорт на увольнение. Если я не в состоянии помочь своим пациентам, то грош мне цена. Лучше я этим на гражданке заниматься буду.

Генерал молча открывал и закрывал рот, как рыба выброшенная на берег, а потом громко рявкнул:

— Король! — Дверь тут же открылась и в кабинет вошёл довольный Король, слушавший весь их разговор в приёмной. — Завтра же его рапорт мне на стол. Свободен.

Валентин коротко кивнул и чётко произнёс:

— Честь имею, — после чего вышел из кабинета.

— Кучеров, подожди, — вслед за ним выскочил Король. — Ты бы так должностями и звёздами-то не разбрасывался. Молод ты ещё, не знаешь, что на гражданке нас никто не ждёт. А я могу тебе помочь кое-чем, что в моих силах. Только при одном условии.

Вадим Васильевич смотрел на Кучерова и чувствовал, как внутри закручивается в тугую спираль непонятные ему самому чувства. Высокий, красивый, умный, сука. А главное — молодой! И стоит перед ним, будто не его только что вышвырнули из кабинета, да что там — из армии! Но ничего, не дурак, должен понимать, куда ему в жизнь без погон?

— Ты жене нашей передай, чтобы помягче и поприветливей со мной была, и твоё место останется за тобой.

В следующую минуту тишину приёмной разрезал оглушительный визг новой секретарши, макияж которой мог соперничать с боевой раскраской киношных индейцев. Свой первый удар Валентин сопроводил словами «‎это от меня», второй — «это от моей жены‎», а в третий вложил всю злость и ненависть, после чего Король упал на ковёр и услышал тихий шёпот: