Его трудное счастье - Таша Таирова

Он подхватил плачущую жену на руки и быстро вернулся в спальню, уложил её в согретую постель и лёг рядом, прислушиваясь к сдавленным рыданиям. Он что-то говорил, пытался успокоить и гадал, что же произошло. Валя несколько раз глубоко вдохнула, стараясь справиться со слезами, и немного отстранилась от мужа.

— Валь, — Кучеров склонил голову и приподнял лицо жены за подбородок, — скажи мне, что с тобой происходит? Ты заболела? Устала? Или что-то ещё? Я не понимаю, Валюш, не понимаю твоих слёз.

Валя закрыла глаза и тихо прошептала:

— Я испугалась.

— Чего, маленькая?

— Что ты выпьешь и… потеряешь контроль, как…

Валентин усмехнулся, прижал жену к себе, открыл рот и… замер. Скотина! Так вот что именно имел в виду Николай Александрович, когда говорил, что Наденька вовсе не плод любви. Убью… Убью!

— Валюш, посмотри на меня и запомни. Я клянусь, что никогда не сделаю тебе больно. Ни морально, ни… ни физически. Потому как уверен, что главное, что может дать мужчина своей женщине, — это чувство защищённости и безопасности. И не просто так, на словах, а — как бы это сказать? — на трёх уровнях, что ли. На физическом. Я просто сильнее, Валюш, могу тебя на руках носить, а могу мебель передвинуть, сумки поднести. На материальном — я хожу, так сказать, на охоту и приношу добычу и деньги. И на психологическом — что бы ни случилось между нами, между тобой и окружающими тебя людьми, я всегда буду на твоей стороне. Я не буду разбираться, кто первый начал; мне плевать на справедливость, когда дело касается тебя и Надюшки; меня не интересует кто прав, а кто виноват. В любой ситуации я готов сказать, что ты у меня умница, красавица, — и это правда! — это они все вокруг придурки, поэтому никого не слушай. Мне плевать, что говорят и делают другие мужья. Ты моя жена, ты у меня одна. Слышишь, одна! Любимая и единственная, поэтому никогда не думай о дурном, не бойся и никогда не плачь. Слышишь, никогда!

Он говорил всё тише и тише, легко прикасаясь губами к мокрым щекам и дрожащим ресницам, ощущая, как тонкие нежные руки обняли его и вцепились в спину, царапая кожу короткими ноготками. Валентин накрыл жену своим телом и с улыбкой посмотрел в затуманенные желанием глаза. Бог мой, моя! Только моя! Единственная. Любимая…

Глава 43

Полтора года спустя.

Люда покрутилась перед зеркалом и грустно заявила:

— Купила это платьишко в прошлом месяце, сидело тютельку в тютельку. Вчера померила — давит, да и сегодня ничего не изменилось. Наверное, тютельки выросли.

Лена и Валя, следившие за показом моделей, устроенных Воеводиной, громко рассмеялись. Лена быстро вытерла нос Павлику, который сосредоточенно лупил пластмассовой лопаткой по ведёрку. Миша и Надя рисовали, сидя за столом недалеко от отдыхающих мам, присматривая за годовалой Катюшей, младшей Воеводиной, которая сидела в манеже и что-то бормотала, играя с разноцветными кубиками.

— Ну и в чём мне завтра на линейку к Мишутке идти? Первый класс всё-таки, мама должна быть на высоте, а мама? Мой Воеводин как глиста в скафандре, как был тощим, так и остался, только шрамы стали глубже да волосы полностью седые. А я раскабанела так, что в платья не влезаю. А всё оттого, что люблю вкусно пожрать и проводить выходные как пассатижи.

Валя нахмурила брови и спросила:

— Зная твою любовь к разного рода аллегориям, я уже боюсь что-то представить, но «как пассатижи» — это как?

— Перекусила и валяюсь себе дальше, — пробурчала Люда, пытаясь рассмотреть себя сзади.

— А по-моему, выглядишь ты классно! — Лена откровенно любовалась стройной подругой. — У вас с Валей, наверное, какой-то заговор на похудение есть, а я только взгляну на торт — всё! Плюс килограмм! Как-то в начале лета пыталась натянуть летнюю юбку… жопа осталась зимней. Забросила её куда подальше, чтобы мне настроение не портила.

— Кого забросила? Жопу? — озабоченно спросила Люда.