Вечная команда - К. Станич

После смерти главного героя в книге всегда остаётся какое-нибудь фиолетовое прозаическое дерьмо, куча цветистой чепухи о хорошо прожитой жизни или обо всех замечательных уроках, которые человек усвоил перед смертью.

Что касается меня, то я мечтаю о том, чтобы ехать верхом на единороге, сидя позади рейнджера Вудраффа, в то время как близнецы маршируют по обе стороны от нас. Мы приезжаем в замок, где Черч — принц, а Спенсер — его красивый серебрянноволосый муж…

Не очень изощрённый похоронный звон, не так ли?

— Шарлотта, — шепчет чей-то голос, пока я пытаюсь сморгнуть изображение Черча и Спенсера, целующихся на возвышении, короны на их головах, мантии развеваются за ними… О, мечты — это весело, да? — Шарлотта.

Мои глаза открываются, и я понимаю, что смотрю на заплаканное лицо Арчибальда Карсона.

— Папа? — говорю я, или, по крайней мере… Я пытаюсь это сказать. Вместо этого я издаю странный, сдавленный звук, прежде чем начинаю кашлять. Папа предлагает мне немного воды, и я с трудом пытаюсь сесть. Он отставляет чашку в сторону и помогает мне устроиться на подушках, прежде чем снова предложить её. Я делаю большой глоток, вода стекает с моих губ и пропитывает больничный халат, который на мне надет. — Где я нахожусь? — шепчу я, и папино лицо смягчается.

— Ты в больнице, Шарлотта, — выдыхает он как раз перед тем, как дверь распахивается и появляется моя мать, безудержно рыдающая и бросающаяся на мою кровать драматическим движением, достойным какого-нибудь старого южного фильма с женщинами в широкополых шляпах.

— Мама? — спрашиваю я, поднося руку к лицу и пытаясь вспомнить, что, чёрт возьми, произошло и как я могла сюда попасть. — Где парни?

— В комнате ожидания, — отвечает мне папа, заправляя прядь волос мне за ухо. Мой взгляд задерживается на нём. Это действительно один из самых приятных жестов, которые он когда-либо делал для меня. Помните? Мы не проявляем привязанности.

— Что случилось? — спрашиваю я, вспышки поножовщины, лисьих масок и развевающихся мантий мелькают в моём сознании.

— Йен, — говорит мама, поднимая лицо, чтобы посмотреть на меня, слёзы всё ещё текут по её щекам.

«Она выглядит так, будто ей больно так же, как мне, когда я думала, что Спенсер мертв», — думаю я, и горячий румянец заливает мои щёки. — Он руководил спецоперацией по уничтожению Братства. Знаешь, он работал над этим много лет.

— Йен Дэйв, — молвлю я, думая о темноволосом ворчливом засранце-библиотекаре. Теперь всё становится понятным, почему он вытащил ежегодники, почему он пытался помешать нам рыскать вокруг.

— Он в специальной оперативной группе, которая занимается культами, — гордо продолжает мама, сияя и улыбаясь мне.

— Он сказал, что он следователь, — уклоняюсь я, потирая голову. — Значит, они поймали плохих парней?

— Большинство сектантов были арестованы, — отвечает папа, кивая. — Они прочёсывают лес и туннели, чтобы посмотреть, не сбежал ли кто-нибудь ещё. К сожалению, та девушка, которая пыталась убить тебя, всё ещё жива, несмотря на то что в неё стреляли.

Я ёрзаю на кровати, а затем немного съёживаюсь, когда чувствую тянущее ощущение в пояснице.

О, верно.

Меня ударили ножом.

Меня ударили ножом.

— Меня ударили ножом, — повторяю я, и затем лёгкая улыбка озаряет мои губы. — Это делает меня крутой?

— Шарлотта Карсон, — рявкает папа, когда я смотрю на него, понимая в этот момент, что каждый его мудацкий поступок, каждая рявкающая команда и насмешка… это потому, что он мой родитель. Ну а родители, родители — мудаки. Даже хорошие родители. Особенно хорошие родители. Потому что иногда подростки ведут себя как маленькие непослушные свиньи.

— Ты уверен, что с моими парнями всё в порядке? — я повторяю, как раз перед тем, как лёгкий стук в дверь прерывает наш разговор.

— Входите, — говорит папа с покорным вздохом.