Один долгий вечер - Татьяна Ростова

Тая попыталась отползти, словно гусеница, чтобы её не задавили в драке, девушка не верила, что могло так повезти — её насильники задрались!

Оказавшись подальше, она попыталась связанными руками разлепить скотч, которым плотно были стянуты лодыжки. Кровь в руках и ногах застоялась, и поэтому было дико больно шевелить ими.

Ваня с Гошей ожесточённо били друг друга молча, только тяжело дыша и катаясь по земле. Через некоторое время они оба так устали, что не могли встать, но это ей вряд ли помогло бы. Тая не могла снять свои путы, до крови обломав короткие ногти; от подступившего к горлу страха и отчаяния нечем было дышать, горло стало с игольное ушко.

Максим подошёл к ней и с ухмылкой на некрасивом лице наблюдал за попытками девушки. Долго смотрел, потом достал нож из кармана джинсов.

Тая замерла, глядя на него взглядом кролика, смотрящего на удава. Он разрезал скотч на тонких лодыжках, проведя короткими толстыми пальцами по красным отметинам.

— Иди сюда, — сказал он и встал на колени рядом с ней, быстро расстёгивая штаны.

Таю окатила волна омерзения, она поборола приступ тошноты и вскочила. Если бы не её гусеничные упражнения три минуты назад, о побеге можно было бы и не думать, слишком долго она сидела с туго связанными ногами, но сейчас безвыходность ситуации придала девушке силы.

Максим не ожидал такой прыти, он думал, что Синёва будет скулить и молить о пощаде. А она перепрыгнула через безвольно лежащего Ваню Перелётного и исчезла в кустах.

Это их всех отрезвило, Гоша отреагировал даже быстрее Максима.

Тая пыталась бежать быстро, но это было невозможно. От страха она не видела ничего перед собой, деревья и кусты мелькали и прыгали, несколько раз девушка падала, и когда Гоша нагнал её и повалил, всхлипы ярости и отчаяния вырвались наружу. Она дралась, насколько было сил, кричала и рвалась из рук насильника, но другие руки схватили её, другие тела припечатали к земле. Выпустили из груди весь воздух, и нечем стало даже хрипеть. Они что-то говорили, смеялись, обнажали её и так неодетое тело.

А Тая Синёва как будто наблюдала за этим со стороны, внезапно успокоившись. Закрыв глаза, она терпела ненавистные поцелуи чужих губ, пахнущих спиртным, чувствовала отвратительное дыхание прокуренных наркоманов, пыталась не дышать, когда чьи-то руки полезли между бёдер… И не поверила, когда насильники вдруг перестали давить и прикасаться.

— Я сказал — светиться не будем — поехали, — услышала она грубый голос Перелётного.

Гоша и Максим встали и рывком подняли практически обнажённую девушку. На ней остались только шорты.

Подойдя к машине, она вся дрожала от страха и напряжения, но стало ещё хуже, когда она поняла, почему её насильники так легко и быстро согласились на категоричное предложение Перелётного. У него в руках был пистолет.

С этого момента девушка видела себя героиней кино — настолько нереальным ей показалось дальнейшее. И горькая мысль о том, что все жертвы так ощущают себя — не давала покоя.

Усевшись на сиденье машины, Тая ощутила, как замёрзла. Но вероятно вовсе не холод был тому причиной — ночь обещала быть бархатной — а леденящий, липкий комок в груди под названием безысходность.

Ей немыслимо сильно хотелось хоть что-нибудь изменить, противостоять — но всю жизнь не было на это воли. И вот где она оказалась. В машине с тремя подонками, которые везут её не просто насиловать. Тогда с чего бы Перелётный так противился этому в лесу? Какая разница — где? Видимо, есть разница.

Таю прошиб пот — липкий, неприятный, пахнущий страхом. Она тоскливо пыталась наблюдать за едущими навстречу машинами, вернее, их фарами, но не могла сосредоточиться — изображение перед глазами будто прыгало. Рядом вплотную сидел ухмыляющийся Коробейников и не сводил с неё глаз, положив ладонь ей чуть выше разодранной коленки.