Небо помнить будет - Елена Грановская

Несколько дней спустя

— Мама приглашает вас отобедать с нами. В знак благодарности, что делаете для меня, — запинаясь от волнения, произнес Бруно, глядя под ноги.

— Ты не мог бы поднять лицо и посмотреть на меня? — мягко произнес Констан, улыбнувшись, глядя на склоненную голову Лексена. Тот после прошлой судьбоносной встречи, когда осмелел и поцеловал Дюмеля, получив от него взаимность в желаниях, вообще не понимал, почему ноги принесли его сюда, к церкви. Ведь в то же время его душа вместе с чувствами насильно пыталась отдалиться от этого места, призывая остаться на другом конце Парижа, дома, закрывшись подушкой, прижимая к груди спрятанные от материнских глаз заветные блокнот и карандашный портрет. Но Бруно уже стоял напротив Констана под лиственницей, заложив руки за спину, ковыряя носком туфли камешки, и озвучивал предложение, выдвинутое своей матерью. Он только что пришел и сразу, не здороваясь, не поднимая глаз, вымолвил слова.

Услышав мягкий голос Дюмеля, Лексен оттаял и осторожно посмотрел на него. Тут же забылись тревоги и волнения. Перед ним всего в метре стоял Констан, его мечта, его любовь, его проводник, его спаситель, и ласково смотрел на него. Бруно повторил предложение уже смелее.

— Очень радостно это слышать. Я одновременно смущен и польщен. И принимаю приглашение мадам Элен.

Лексен не сомневался, что услышит именно такой ответ. Дюмель придет не ради его матери, а ради него, Пьера.

Юноша широко улыбнулся и развернулся в сторону тропинки, ведущей через парк. Смешно вздернул бровь и с дурашливым видом обернулся к Констану, так по-шутовски приглашая его на очередную беседу-прогулку, опережая того в намерениях — обычно Дюмель всегда первым указывал жестом, предоставляя возможность прогуляться и поговорить. Констан посмеялся, подошел к Бруно и положил ладонь на его плечо, погладив то ли отечески, то ли любовно. У Лексена вспыхнуло в груди. Он зашагал рядом с Дюмелем.

Глава 4

— Я так благодарна вам, мсье Дюмель! Вы не представляете, как меняется Пьер за время общения с вами! — Элен Бруно буквально светилась от счастья, наливая в бокал Дюмеля красное вино.

— Представляю: с каждой новой встречей я сам вижу заметные перемены, — улыбнулся он, отрезая кусочек от сочной курочки и отправляя его в рот. Лексен дернул уголком губ в подобие улыбки, взглянув на мать, и пригубил немного вина.

— Стал чаще, как раньше, помогать по дому. Где-то прибирать, что-то мастерить и чинить. Самое главное, что я стала видеть его по несколько раз в день: ведь запрется в своей комнате и не выходит оттуда. И общаться стал больше. — Радости Элен не было границ. Она сама забывала пробовать блюда, что приготовила, и последние минуты лишь делилась с Констаном своим счастьем.

— Ну, мам, — буркнул Бруно, просительно посмотрев на мать.

— В чем секрет, мсье Дюмель? Вы совершили чудо! Почти два года врачи не могли ничего сделать, а вы справились всего за два месяца! — Женщина подложила на тарелку Констану бутерброд.

— Секрета здесь и правда нет, мадам. По крайней мере, я не знаю. Дело ли в вере? Всё может быть. Как приобщенный к церкви, отвечу «да». Как обычный гражданин — совершенно не представляю, много от чего зависит. Я бы мог и далее встречаться и помогать Лексену, поддерживать его во всех начинаниях. Вы не будете против? — Дюмель так ласково посмотрел на женщину, что она просто не могла отказать симпатичному молодому человеку, который стал отличным наставником и хорошим другом его сыну, да и не стала бы.

— Конечно, нет. А ты, Пьер? — Элен посмотрела на сына.