Малера - Хелен Кир

Почему его мама так делает? Краем сознания понимаю, что это достаточно частое явление для ребенка, что ему не нравится, иначе не подбежал бы ко мне быстрее Матвея. Но подумать нет времени, потому что внезапно Илюша обхватывает меня за шею и прижимается. Теряюсь от неожиданности, но осторожно обнимаю его в ответ. Под моими руками подрагивает маленькое, худенькое детское тело.

Замираю.

Из пяток поднимается волна трясучей нежности и откровенной жалости, трепещущей зарождающейся ласковостью щемящего писка сердца. Не знаю, как еще охарактеризовать свое состояние. Я не знаю! Я так хочу сберечь его сама не понимаю от чего, оградить, оторвать ото всех и жалеть-жалеть-жалеть. Наваждение не оставляет меня до тех пор, пока Илья не отрывается от меня. Отпускаю со звериной неохотой, но прижать его еще раз не решаюсь.

— Как тебя звать?

— Валерия, Лера, — тихо отвечаю.

— Не, я так не выговорю. Ты — Ле!

— Хорошо, — соглашаюсь легко. — Так меня еще никто не называл.

— Я буду, — авторитетно заявляет Илюшка.

— Может и мне можно? — подает голос Филатов.

Круто оборачиваемся на зов вместе с ребенком. Черт, я забыла о присутствии Матвея. Мой мир настолько сузился до нас с малышом, что я реально выпала из событий. Возвращаюсь, словно из топи выбираюсь. Мысли фокусируются на происходящем сейчас, это сравнимо с извлечением конечностей из той самой трясины. Сначала погружение, потом борьба, потом смирение, потом вновь борьба и вырываюсь. Включаюсь и начинаю реагировать.

Матвей стоит всего в паре метров. Стриженный. Его миндальные глаза стали будто больше и ярче. Свет из глаз льется как лучистый поток, несущий круговерть эмоций. Он переполнен и любовью, и удивлением, и умилением, и неподдельным интересом. Светлая футболка и рваные джинсы, висящие на бедрах. Он босой, что ли? Да, точно. Голые ноги утопают в густой зеленой траве. Руки скрещены на груди. Пальцы постукивают о голую кожу. Красивый. Господи, как я соскучилась. Просто сил нет. Он такой родной, такой надежный… был, а теперь все — табу.

— Тебе нет, — сопротивляется Илья.

— Почему? — удивляется Филатов. — Лера не против же. Да, Ле?

— Против, — отворачиваюсь от него, прошептав едва слышно отрицание.

— Вот! — опять Илья тянет указательный палец в назидательном жесте.

— Илюшка, а тебе кушать не пора? — подхватывает Мот его на руки. — Давай мы с Ле тебя отведем домой. Ты поешь и спать, а позже все, что захочешь, клянусь! — он забрасывает мальчика себе на шею и поворачивается ко мне. — Лерочка, нам надо обсудить кое-что. Идем, прошу тебя.

На реакциях отшагиваю назад. Он обалдел? Это как обсудить? У него дома, что ли? Я при маме ребенка должна буду с ним общаться или как? Мне не улыбается сидеть с ней рядом. Внутри загорается жуткий дикий огонек. Против моей воли ширится и разметывается по телу сполохами проступающей ярости. Вытягиваю ладони перед собой и вижу, как начинают дрожать пальцы. Если сейчас не угомонюсь, то быть тайфуну. Прикрываю глаза и пытаюсь считать до десяти, посекундно сбиваюсь и начинаю снова.

Унеси Илью, я перерождаюсь — бом-бом-бом в голове… Трескаюсь, адски пламенею внутри и за секунду до взрыва…

— Ле, пойдем с нами? — тонкий голосок мгновенно тушит все.

Судорожно выдыхаю и приоткрываю глаз, кошусь на них. Да, Боже мой! Этот ребенок действует на меня, как катализатор. Илья присыпает песком своих непосредственных реакций мое не начавшееся бешенство. Гасит окончательно и бесповоротно. Дитя такое смирное, ждущее и просительное, что никакая сила в мире не заставит меня сопротивляться его просьбам. Впервые так на меня действует ребенок.