Жена самурая - Виктория Богачева

— Доброе утро, — первым сказал Таро, когда Такеши подошел, поклонился ему и бросил быстрый взгляд отцу за спину в сторону горизонта — солнце только-только показалось над ним.

— Разве у тебя сегодня должна быть тренировка с Мамору? — спросил Такеши, хотя прекрасно знал ответ.

— Нет, — мальчишка мотнул головой. — Я не жду Мамору-сана. Это… это я сам, — он бросил в сторону отца быстрый взгляд и отвернулся, предпочитая смотреть чуть вбок.

Он чувствовал себя неуютно, хоть и пытался это скрыть, но Такеши все равно видел: заметил и слегка приподнятые плечи, и то, как сын переступил с ноги на ногу, и как редко смотрел ему в глаза.

— Зачем?

Таро подавил вздох и поднял голову.

— У меня не получается движение запястьем. Не могу вывернуть руку, — он отозвался с явной неохотой и многое отдал бы за то, чтобы и вовсе не признаваться в своем неумении вслух. Тем более отцу. Но не ответить на его прямой вопрос он не мог.

Такеши едва заметно повел бровью. Он не помнил, чтобы Мамору или Мусасибо-сама говорили ему, что у сына что-то не получается на тренировках.

— Покажи, какое, — коротко велел он, и Таро с трудом сдержал изумление. Отец редко участвовал в его занятиях.

Он вложил в ножны затупленный тренировочный клинок и повел плечами, распрямляясь. Такеши стоял близко — на расстоянии вытянутой руки, и мальчишка чувствовал и тревогу, и радость от его присутствия. А еще страх — он ненавидел разочаровывать отца.

Таро резко вытащил меч и направил локоть в землю, чтобы выкрутить запястье и нанести скользящий удар снизу по диагонали, и, не удержав, в очередной раз уронил клинок. Он не надеялся, что сможет довести движение до конца — после нескольких десятков предшествующих провальных попыток, да еще и при отце, но все равно вздрогнул.

Такеши нахмурился. Что-то поменялось в его сыне за время поездки к Сёгуну. Он заметил, что Таро стал тише и молчаливее, еще когда они гостили в поместье Нарамаро, но у него не было времени присмотреться к мальчишке повнимательнее, чтобы понять.

— Подойди, — он сам поднял с земли меч и протянул его Таро рукоятью вперед. Когда сын шагнул к нему, Такеши положил ему руку на плечо и, развернув спиной к себе, накрыл его ладонь своей. — Теперь пробуй.

Таро послушно вытащил клинок и на этот раз ладонь отца не позволила его уронить, стиснув ему пальцы на рукояти стальной хваткой. Он дернулся от короткой вспышки боли — на миг ему показалось, что он вывихнет сейчас запястье, но уже через пару секунд с удивлением разглядывал меч, который по-прежнему держал в руке. Сзади раздался тихий смешок отца.

— Меньше думай, — сказал Такеши, отпуская сына. — Ты же не думаешь, как поднять ногу, когда идешь. Ты просто идешь. Так и меч должен стать продолжением твоей руки, и ты не должен о нем думать. Тогда не будешь ронять.

Таро едва заметно повел плечами и обернулся. Отцу легко было говорить!

Говорили, что он едва ли не родился с катаной в руке, и самураи, заставшие еще его деда, подтверждали, что маленький Такеши схватывал любое движение на лету. Таро подслушал множество подобных разговоров, и все они велись лишь потому, что он сам — и на десятую долю не так хорош с мечом, как отец! Он привык, что их постоянно сравнивали, и смирился, что сравнение было не в его пользу.

— Попробуй сам, — велел Такеши и шагнул назад, скрестив руки на груди. Он все пытался понять по выражению лица сына, чем заняты его мысли, о чем он столь напряженно размышляет этим ранним утром, что хмурит лоб.

Кивнув, Таро закусил губу и занес меч. Секундное ликование, охватившее его, когда у него получилось, испарилось без следа. Получилось не у него, а у отца, который держал его за руку и направлял во время движения. Он повторил и вновь уронил катану, чему даже уже не удивился.