Без тебя - Марта Заозерная

— О чем ты поговорить хотел? Кстати, за папу спасибо. Мы с ним уже несколько раз виделись. Первые два раза Миша нами был. Сначала я переживала, мы так долго не виделись, а потом с Колей его знакомила. Тоже непривычно, но последний раз мы с Коляшей и папой были втроем. Коллегу твоего не отвлекали.

Слушаю её внимательно, хотя всё это знаю и так. Миха изложился в форме рапорта: кто, что, где, когда и во сколько. Маша была в приподнятом настроении. Сын деда не испугался.

Отлично. Особенно, если брать в расчет слова Алексея. Когда Маша узнает, поддержка лишней не будет.

Маша начинает рассказывать мне их с сыном новости. В бассейне, где сын занимается, соревнования будут проходить. Мелкого отобрали. Я рад.

Слушая, рассматриваю её. На самом ли деле ей лучше?

Теперь-то мне доподлинно известно, как можно мастерски видимость «всё хорошо» создавать.

— Сереж, у тебя тут волос седой… И не один, — тянется к виску с левой стороны. — Может, поговоришь со мной? Я выслушаю.

Усмехаюсь вместо ответа. Совсем невесело. Наоборот.

Было время, когда мне обо всем на свете с ней говорить хотелось. По правде говоря, чувства те же остались. Реакцию бурную во мне только она может вызвать. Умилить, разозлить. Успокоить и вывести из себя. У Маши полный карт-бланш. Только вот, к сожалению, этого перестало хватать.

Всё зашло слишком далеко. Мне нужно. Маше тоже.

Пойти на сближение сейчас — значит испортить друг другу жизнь окончательно.

Ей переболеть, мне справиться с агрессией и непониманием. Нельзя безнаказанно делать друг другу так больно. Обязательно скажется. Выстрелит так, что нахрен убьет.

Ловлю её запястье. Поглаживаю тонкую кожу, вкладывая в прикосновения всё свое сожаление. Ещё чуть-чуть и было бы видно, как кровь по венам течет.

Словами не передать, как мне жаль. Не получилось.

— Сафи ещё в больнице? — спрашивает после того, как я отстраняюсь. — Я хотела ей позвонить, но не решилась.

Говорю же — они похожи.

— Она дома. Если захочешь встретиться, она будет рада, — только с этим делом нужно поторопиться.

— Почему дома? Её разве лечить не должны? — её глаза увлажняются.

При всей своей наивности, Маше хватает пары секунд, чтобы понять, в каких случаях домой отпускают.

Находясь рядом, приходится сдерживаться, дабы не начать утешать. Это лишнее.

Явственно представляю, что будет, когда Маша узнает о моем переводе. Хочется верить, что её хватит небольшого количества времени, чтобы понять — это к лучшему. А пока…

— Марусь, поговори со мной о своем психологе, — оставляю за бортом всевозможные — «эта тема меня не касается».

Маша растеряна. Хмурится.

— Что именно ты хочешь узнать?

Помочь ей лично, я не могу. Даже если попытаюсь — не справлюсь. Но отчего-то, мне кажется, её психолог тоже не слишком эффективен, поэтому и нашел для нее лучшего психотерапевта нашей области. Будет спокойнее, если за ней, хотя бы немного будет присматривать врач, а не кто-то там. Глубина поражения матерью — зашкаливающая. Консультационной поддержки маловато будет.

Некоторое время уходит на то, чтобы втолковать ей самым безобиднейшим образом, что я за неё волнуюсь и хочу помочь.

— Если кто-то обидит, кран потечет, сумки будут тяжелые, ты знаешь, кому позвонить можешь всегда. Но Марусь, давай мы и с твоим чувством вины что-нибудь сделать попробуем?

— С депрессией мне уже помог психиатр. Правда. Я весь курс прошла. Геннадий Викторович сказал, что я идеальный пациент. Ты думаешь, я для Коли опасна?

То, о чем я и говорю. Эта хрень не должна первой в её голову рваться. Зачем она? Для чего? Если бы я так думал, Маша бы уже знала об этом.