Пташка - Ксения Скворцова

— Никто не вторгается на рассвете в чужой дом с добром, — нахмурившись, покачал головой Катбад. — Уж не ведаю, по твою ли душу они пожаловали, а только не нравится мне это. — Кузнец поднялся и свистнул собаку. — Идём, путь неблизкий.

Гнеда послушно встала, и они снова двинулись вперёд. В другое время девушка непременно бы любовалась нежной с молочным отливом зеленью берёз. Нарвала бы пролески и сон-травы и украсила бы свои волосы барвинком, так шедшим к её тёмным прядям. Она бы полной грудью вдыхала смешанный запах нагретой земли и прелых листьев, через которые уже проклюнулись настырные кулачки папоротника. Радовалась бы перекличке дятлов и журчанию песни коноплянки. Но теперь она могла думать лишь о том, что сказал ей Катбад. Сколько раз бессонными ночами размышляла она, гадала о том, кем были её родители, почему мать оторвала её от груди и подкинула учёному старцу. Сколько раз заставляла Домомысла повторять ей рассказ о событиях той ночи. Что ещё мог утаить её опекун? Что мог знать о её судьбе?

За этими размышлениями Гнеда почти не замечала, как проходил день. Кузнец стремился уйти как можно дальше от Перебродов и продолжал путь даже в жаркие полуденные часы. Девушка была хорошим ходоком, но и она утомилась от скорого шага своего спутника и зноя. Катбад позволил сделать ещё несколько коротких привалов, прежде чем с приходом сумерек окончательно остановился на ночлег. Кажется, Кузнец был доволен и погони за ними не последовало. Тем не менее, путешественники не стали разжигать костра и, наскоро поужинав, улеглись спать.

Несмотря на тревоги дня, Гнеда мгновенно погрузилась в крепкий здоровый сон. Она проснулась оттого, что Катбад немилосердно расталкивал её.

— Что-то стряслось? — испугалась девушка, вскакивая с хвойной подстилки.

— Вот-вот рассветёт, пора.

И они двинулись дальше. Теперь Катбад шёл без вчерашней спешки. Безмятежно проведённая ночь немного умерила его волнение, но он не переставал поглядывать по сторонам зоркими глазами охотника. К счастью, опасения Кузнеца оказались напрасными, и к вечеру второго дня окольными стёжками путники добрались до деревни.

Лесная тропа кончалась у реки, откуда к жилью вёл неглубокий каменистый брод. Как же сладостно было окунуться уставшими ногами в студёную воду после целого дня ходьбы! Гнеда и Катбад весело переглянулись: кажется, их путешествие заканчивалось благополучно. Гром почувствовал их настроение и весело поскакал вперёд по мокрым валунам.

Перейдя на правый берег, они поднялись вверх по крутому холму. На деревню уже спускались сумерки. Скотина была загнана, над домами ровными столбиками курился дым. Приятно пахло речной сыростью, остывающим после жаркого дня песком и свежим хлебом. Эти запахи напомнили Гнеде Переброды, и она почувствовала тоску по дому. Кто знает, суждено ли ей вернуться?

Под деловитый лай собак спутники дошли до места. Дом Твердяты стоял на высоком берегу. Внизу уютно журчала Листвянка. Из-за плетня доносилось нежное благоухание первоцветов. Двор потихоньку погружался в полутьму, люди и звери готовились к вечерней трапезе и сну. Лишь собака, почуяв чужаков, принялась разрываться злым осипшим лаем.

Не успел Кузнец остановиться у ворот, как из избы выпорхнула тень.

— Батюшки, Катбад, ты ли это? — всплеснула руками маленькая женщина, появившаяся перед ними. Гнеда сразу узнала голос своей кормилицы, который совсем не изменился со временем. — А я слышу, Раскат заливается, думаю, кто же это пожаловал!

Твердята разглядывала гостей, беспокойно заправляя выбившуюся прядь под повойник. Её тело оставалось по-девичьи хрупким, на загорелом, уже тронутом первыми морщинами лице проступали обветренные скулы, ясные голубые глаза озабоченно перебегали с Кузнеца на девушку.

— Батюшки, Гнеда, деточка! — Твердята, скорее догадалась, чем узнала свою молочную дочь.

— Твердята! — Девушка не смогла сдержать радости и заключила женщину в объятия. — Вспомнила меня?