Скованный - Теодор Картер (2023)

Томас копирует музыку — свою любимую — и вставляет в папочку. Он выделяет тысячи фотографий и перетаскивает их. Ctrl+C–Ctrl+V. Книги, фильмы, исписанные документы, пару стаканчиков свежевыжатого сока из него самого и горсточка приправленных сомнений. Он создает документ. Он пишет: «Мои мечты, надежды и счастливое будущее».

Томас называет его: «Диана и Элли Клаус».

Щелчок — удалить. Томас все еще жив. Значит, это не имеет никакого смысла. Ведь Томас помнит. Помнит все, что долбило его по макушке, трогало за сердце и задевало за живое. Живое.

Но есть ли что-то живое в нем?

Разве что глисты. И Элли.

Она жива. Она где-то там, между грудью и спинным мозгом, извивается и просит ее отпустить. Пожалуйста. Она кричит. Она колит в кадык и пальцами сжимает извилины мозга. Элли. Она никогда его не оставит, если только сам Томас не сможет оставить ее.

Томас поворачивает голову.

Итон. Его нет. Подобный конфуз он испытывает впервые. Может быть, Итона не было никогда? «Тогда кто он, пап?» Томас думает: «Плод моего воображения».

— Ты не прав, пап.

— Значит, я просто схожу с ума.

— Возможно.

Воздух начинает рябить и гаснуть, пространство сжимается, под коленными чашечками бегает дрожь. Тишина. Тьма. Пахнет чем-то едким и неестественным, словно несуществующим, гадким. Сквозь туманную пелену глаз пробиваются очертания родного дома. Диана. Она ходит босиком по холодному полу и что-то бормочет, что-то невнятное, едва уловимое. Она далеко. Слишком далеко, чтобы ее понять или прикоснуться к ней, но он видит ее лицо и слышит ее слова, пока еще совсем неразборчивые. Они проталкивается к нему, разбивают материю и пространство, просачиваются сквозь время и мутное стекло разума.

Внезапно качнуло. Угол его обзора переменился. Монотонное тиканье стрелок надоедливо стучит по голове. Они ударяют по деснам, царапая щеки.

— Эй, Томми! Томми!

Не разобрать. Слова разваливаются, будто пар, подхватываемый потоками воздуха и волнениями воды. Томасу хочется закрыть глаза и уснуть. Так будет легче. Да, непременно. Так будет легче.

Он закрывает глаза.

— Томми!

Резкий запах спиртного ударяет по слизистой носа, на глазах проступают слезы. Силуэты окружающих Томаса предметов обретают очертания, они кажутся ему знакомыми.

— Проснись, пап…

Диана. Она стоит над Томасом с какой-то ваткой в пальцах. Ее лицо невероятно испуганно, губы поджаты, кожа бледная.

— Что… Что случилось?

— Я не знаю… Не знаю, Томми. Мы ужинали и ты неожиданно упал. Видимо потерял сознание. Ты как будто смотрел в никуда, как будто вообще не был со мною рядом…

— Не понимаю… Где Итон? Как я оказался дома?

— Итон? Что с ним? Ты… ты просто пришел домой. Как обычно. Но ты был каким-то задумчивым.

Попытка встать. Холод кухонного кафеля замораживает задницу сквозь брюки. Качает. Все вокруг плавает в глазах Томаса, раздваивается и вновь сливается воедино.

— Итон… Он пропал. Не помню, чтобы такое случалось.

Молчание.

— Я не понимаю, как добрался до дома. Сколько времени? Почему я оказался здесь?

— Эй, Томми, все нормально, ты пришел как обычно. Вставай, я провожу тебя до постели. Тебе нужно полежать, расслабиться. Ты вероятно переутомился, такое бывает.

— Ладно, ладно. Пойдем.

2

Голос ведущего разрывает аудиосистему дорогущей плазмы, висящей на дальней стене, напротив кровати. Он что-то бормочет, заигрывает со зрителями и заводит их. Нелепые шутки проскакивают между фраз. Странно, но без этих шуток было бы даже грустно.

Современное ТВ — способ избавиться от страданий. Миллионы однотипных телепередач украшают пребывание в одиночестве. Ты не один. Совсем не один. Ты слышишь закадровый смех и ораторский голос ведущего. Он говорит с тобой, разбавляя пустоту и одаряя своей волшебной вежливостью.

— Тебе легче? — спрашивает Диана.

— Да, пожалуй, — отвечает Томас.