Завтра будет солнце - Лука Бьянкини (2008)

— Ну, бара, как вы это называете… Там еще подают капуччино, кофе с такой белой пенкой…

Зная четыре языка, их итальянский я практически не понимал, разве что одно слово из трех, что несколько уязвляло мою гордость. Непривычность выговора, все эти «чи», которые звучали как «ши», глаголы без окончаний, прямые и агрессивные обороты рождали во мне чувство растерянности, даже какое-то оцепенение. Мне казалось, я попал в одну из реальностей, где Маризела чувствовала бы себя в своей тарелке, а вот я — нет, я не умею подстраиваться, как эти несчастные, я — тот, кто я есть. Пока по крайней мере. Леон и Джулия. Джулия и Леон. Неплохо, а? Анита, это Джулия. Беттега, а ты знаком с Джулией? Ей двадцать два, у нее офигенный третий размер, ни намека на целлюллит, попка, которая сама тянется кверху, девушка хороша и утром, и вечером, а главное, она любит меня таким, какой я есть, а не за то, что я имею (я не про личное обаяние). Господи, зачем мне всегда нужно представлять какие-то фильмы?

Виттория вернулась к своим шлангам и, казалось, больше не обращала на меня внимания. Я решил вернуться в дом и поискать какую-нибудь кухарку, которая приготовит мне завтрак. Когда я проходил под своими окнами, то увидел, как Рикардо входит в ту же самую дверь, куда в прошлую ночь заходила донна Лавиния. Мне вспомнилась еще одна глубокая сентенция моего папаши: «Все бабы шлюхи».

22

Закон такой, что когда тебе нужны сигареты, то они куда-то моментально испаряются. Это правило не касается только официантов ресторанов cheap — куда я вожу девушек «на равных» — халдеи не слышат, как ты их зовешь, даже если проходят в полуметре от столика. Так и здесь — чтобы поесть (первый раз за день), мне пришлось спускаться и разыскивать Мену. Кухарку я обнаружил на заднем дворе, за часовней — она шла развешивать белье. Мена сказала мне, что сейчас все сделает, «милый мой Грандукинчик», а если я еще и помогу ей управиться с бельем, то она скорее окажется у плиты.

Я поразмыслил немного и решил помочь ей. Основной причиной был голод, а может, неожиданность предложения, не знаю, но я вдруг оказался с бельевой корзиной в одной руке и сигаретой в другой. И опять оливковые деревья. И вечные кипарисы. Мы, тяжело дыша, поднимались по бесконечным лестницам и дошли наконец до лужайки, на которой была растянута проволока с прищепками. Мне вспомнился один фильм, который нравился моей маме, какой-то особый сюжет, особая любовь, я точно не помню, там играл еще Мастроянни и другая актриса, ну, такая, с юга, очень красивая, они там среди развешанного белья, и девушка обращается к Мастроянни на «вы».

Мена стала подавать мне мокрые полотенца, и я пожалел, что никогда не смотрел, как это делает Маризела в нашем доме в Аграте.

— Если ты не против, продолжай развешивать белье сам, а я пойду домой готовить тебе завтрак… Донны Лавинии все равно нет.

— Ты принесешь мне завтрак в мою комнату?

— Нет, здесь так не принято… Это все для богатых! А нам нравятся люди, которым не лень оторвать задницу от стула.

— …

— Хочешь яичницу с беконом, как англичане?

— Фантастика!

— Закончишь и приходи есть. А корзину оставь здесь, я потом скажу Рикардо, чтобы он захватил.

Вот так я и остался один с корзиной, наполненной белыми полотенцами, каким-то тряпьем и парой простыней, которые я, разумеется, уронил на землю, одну за другой. На простынях было вышито с одной стороны «L», с другой «G».

Работа, ручной труд, понимаете ли. Короче, я работаю. Работаю.

Я огляделся вокруг в страхе, не видит ли меня кто-нибудь из знакомых. Меж простыней и облаков я увидел с одной стороны склон холма с виноградниками, с другой стороны мое внимание привлек бассейн, вокруг которого в тени расположились тихие тучные туристы. Для первых дней сентября было довольно жарко, воздух был сухой, чистый, без тягостной городской дымки.