Екатерина Великая. Роман императрицы - Валишевский Казимир Феликсович (1892)

«Мне остается лишь предоставить это дело своей участи… Я закрываю глаза на последствия его; я, однако, польщена тем, что Ваше величество достаточно распознали бескорыстие всего, что я сделала для Вашего величества и для Вашего народа, чтобы не упрекнуть меня в том, что я искала в Польше случая применить силу своего оружия… Оно никогда не будет направлено против тех…» Тут перо императрицы остановилось; она написала было: «…кого я люблю», затем перечеркнула эти слова и написала: «…против тех, кому я желаю добра»; закончила фразой, в которой сказалась вся ее мысль, раскатившаяся, как барабанный бой перед залпом: «Как я и не буду удерживать его, когда найду, что применение его будет полезно».

Мы лишь мельком вернемся потом к этой связи, богатой столь странными и трагическими эпизодами. В жизни Екатерины она заняла меньше места, чем в жизни несчастного народа, которому суждено было играть роль искупительной жертвы. Рискнув своей репутацией, потому что не боялась уже скомпрометировать ее, и своим влиянием, которое сумела сохранить в неприкосновенности, Екатерина в конце концов извлекла из нее огромные выгоды. Можно бы сказать, что Польша умерла вследствие нее, если бы народы не имели более глубоких причин для своей жизни или смерти. Нам следует теперь вернуться к той эпохе, когда протекали и кончались счастливые дни этого любовного романа, и к странному домашнему очагу, походившему на тюрьму, кордегардию и на веселый дом, укрывавшему – довольно нескромно – эту тайну.

IV

Связанная политически с Вильямсом и Бестужевым, любовно и политически – с Понятовским, Екатерина уже не представляет собою прежней затворницы, состоявшей под надзором придворных чинов, терроризованной Елизаветой и подвергавшейся дурному обращению со стороны мужа. Агенты канцлера поочередно укрощены ею, и сам он подвергся той же участи. Петр остается все тем же грубым, эксцентричным и несносным существом, «странным и тронутым сумасшествием животным», как называет его Сент-Бёв. Иногда он внушает отвращение к себе. Нередко ложится в кровать совершенно пьяный и, икая, рассказывает жене о своей любви к горбатой герцогине Курляндской и к рябой фрейлине Воронцовой. Екатерина притворяется спящей, он награждает ее пинками и ударами кулаков, чтобы не дать ей заснуть, пока наконец сон не одолевает его самого. Он почти всегда пьян и все больше безумствует. В 1758 году Екатерина родила дочь, царевну Анну, отцом которой считали Понятовского. В то время как она мучается в предродовых схватках, Петр, предупрежденный о приближении родов, является «в голштинском мундире, в ботфортах и при шпорах, в шарфе и с огромной шпагой сбоку». На вопрос Екатерины, что означает этот наряд, он отвечает, что «настоящих друзей можно распознать лишь в минуту нужды; что в этом наряде он готов исполнить свой долг; что долг голштинского офицера защищать согласно присяге герцогский дом против всех его врагов, вследствие чего он и прибежал на помощь жене, предполагая, что она одна». Он едва держится на ногах. Однако у него иногда являются и более приятные для Екатерины припадки хорошего расположения духа и любезности, из которых Екатерина извлекает пользу. Он отчасти поддался если не очарованию великой княгини, подобно другим, то влиянию ее характера и ума. Ему нередко приходилось убеждаться в мудрости ее советов и правильности ее взглядов. Он привык советоваться с ней во всех своих затруднениях, и мало-помалу в его затемненном мозгу крепнет представление о ее превосходстве, которое ему суждено было так жестоко испытать на себе. В роковую минуту именно эта мысль, засевшая в нем, парализовала его и сделала неспособным к самозащите.

«Великий князь, – пишет Екатерина, – давно уже называл меня madame la Ressource[23], и, как бы он ни был сердит на меня, в затруднительных случаях он со всех ног прибегал ко мне, чтоб просить моего совета, и, получив его, так же, со всех ног убегал».